Ахмедов, очевидно, подумал, что это люди Мурая, но Стриж резкой пощечиной выбил из его головы подобную мысль.
— Ну, быстро!
— Там, там все! — побледневший Ахмедов кивнул на противоположную полку. До него наконец дошло, что происходящее серьезно и может кончиться лично для него очень и очень плохо. Хотя его никто не просил, он сидел подняв руки, толстые, лоснящиеся от жира пальцы дрожали. На лысину все капала кровь, Ахмедов старался увернуться от нее, но отодвинуться подальше боялся.
Стриж поднял сиденье, достал большой черный чемодан с белой металлической окантовкой.
— Ключи!
Ахмедов поспешно протянул ему маленькие хитроумные ключики. Повозившись, Стриж откинул крышку.
Чемодан был полон денег. Большинство купюр были рублевыми, но хватало и зеленых пачек со строгим джентльменом в парике. Захлопнув крышку и закрыв замки, Анатолий двинулся к выходу. Обернувшись на пороге, он напоследок бросил толстому, смертельно перепуганному человеку, с головы до пят перепачканному чужой кровью:
— Не приезжай больше сюда, не к кому. Еще тебя увижу — убью!
Не спеша вышли в тамбур. Поезд тормозил, уже показался вокзал. Они сами открыли дверь, спустились на подножку. В эту же секунду на перрон ворвались два стремительных синих мотоцикла. Стриж махнул парням рукой. Тут за его спиной опять приглушенно бахнул пистолет, что-то упало.
— Проблемы?
— Да второй очухался, — спокойно ответил Андрей.
Спрыгнув на ходу, они уселись за спинами друзей и уже трогались, когда Андрей выстрелил снова. Стриж с недоумением оглянулся и увидел, как из соседнего вагона на землю падает пистолет и заходится криком толстый усатый милиционер-узбек, сжимающий левой рукой окровавленную кисть правой. Когда они вырвались на автостраду, Стриж обернулся и показал Андрею большой палец. Свою задачу тот выполнил сполна и отлично.
22
Вечером к Мураю пожаловал господин подполковник. Арифулин был зол. Движения его казались резкими и порывистыми, узкое, красивое лицо дергалось.
— Вы что тут, совсем охренели? — начал он без предисловия, наливая себе рюмку «Посольской». Хлопнув ее, продолжил разнос: — Мне уже из центра звонят: что у вас там за иллюминация на всю Волгу? Семь человек пришлось веником сметать, одного мать родная не узнает, зажарился, как каплун. Еще одному придурку в катере полчерепа осколком снесло. Смех. Воюешь, да? А мне расхлебывать. Того и гляди чрезвычайное положение придется объявлять. О чем думают твои «кентавры» хреновы?
Говоря все это, он мотался как заводной по нелепому парадному залу дома. Местный архитектор раболепно втиснул сюда все, что пожелал хозяин: и громоздкий, нещадно чадивший и поэтому неиспользуемый камин, и легкие, авангардные кресла, и широченный диван. Так как стандартные бетонные плиты не перекрывали всего потолка, а зал, по требованию Мурая, должен был быть во весь этаж, то в середине потолка торчала двухтавровая железная балка, стыдливо прикрытая с обеих сторон двумя рядами хрустальных люстр. В небольших простенках между широкими и высокими, почти от пола до потолка окнами Витька Павленко сделал необычные, с витой резьбой полочки для фарфора и стеклянные для хрусталя. Периодически все это билось, крушилось и ломалось во время бесчисленных загулов и столь же методично восстанавливалось сначала самим Витькой, а потом, когда он вышел в тираж, другим умельцем. Мурай упорно стремился к тому, чтобы не было никаких изменений в привычной ему обстановке. Витька же вырезал и бесподобные рамы бесчисленных зеркал, придумал и соорудил хитроумные гардины с тремя рядами штор. Когда пьянки заходили слишком далеко, осторожный Бачун закрывал окна тяжелыми бархатными портьерами. Сейчас же, под вечер, заходящее солнце золотило ажурный тюль и отражалось в зеркалах, переливалось бриллиантами в хрустале люстр.
— А твои что, лучше что ли? — лениво отозвался Мурай. Он, как всегда, возлежал на огромном своем диване, ничего не ел и не пил — в его венах бродил кайф. — Как там этот придурок Голома, живой что ли?
— Живой. Приперся сегодня в гипсовом воротнике, вся челюсть в металле: "Хочу быть на боевом пошту", — передразнил Арифулин храброго лейтенанта. Плюнул. — Лучше бы Стриж его пристрелил.
— А остальные как?
— Да оба хороши! У одного вывих шейного позвонка, теперь башка всю жизнь набок будет, а у другого ребра и задница синие от дубинки, ни сидеть, ни лежать не может. И надо же было именно им нарваться на твоего дружка!