Раздумья Игоря прервал вошедший во двор сержант с белой портупеей гаишника. Анатолий, из окна кухни наблюдавший за лейтенантом, увидел, как тот вздрогнул, выслушав рапорт и, отпустив гонца кивком головы, обернулся к дому.
— Одевайся, поехали, — крикнул он Стрижу. — Кажется нашли тело.
Надев куртку и натянув сапоги, Анатолий вернулся в гостиную, подошел к лежащей на диване Ленке. Та спала. Час назад ей пришлось сделать укол, чтобы прекратить истерику. "Пусть отлежится", — подумал Стриж и осторожно поцеловал Лену в губы.
Машину вел сам Семыкин. Они недолго тряслись в некомфортабельном уазике по проселочной дороге и скоро остановились около бетонного моста через небольшую речку. Там уже стояла машина ГАИ и еще два «жигуленка»: патрульный и машина криминалистов. Подошел следователь Петренко, седой пятидесятилетний коренастый мужчина с глазами человека, уже все повидавшего в этой жизни. Он прибаливал, был простужен.
Но получилось так, что из всех криминалистов остался он один. Зверева, самая хваткая и дошлая из них, наконец-то решилась на тридцать седьмом году обзавестись потомством и сейчас дохаживала в декретном.
Еще один был в отпуске, другой в больнице с обострением язвы. Вот и пришлось Петренко, зябнущему сейчас от свежего ветра и повышенной температуры, вести это неприятное дело.
— Так и не доехал я до прокурора. Услышал сообщение по радио и свернул сюда, — сообщил он.
Семыкин подспудно не любил этого человека. Казалось бы, не с чего, дело свое тот знал хорошо, но…
Пытаясь разобраться, Игорь определил Петренко как «потухшего». В сущности тому было глубоко наплевать на все беды и боли этого страшного мира. Он не работал, он дорабатывал оставшееся до пенсии время.
— Тело нашли с полчаса назад, — продолжал следователь. — С ночи снег припорошил, а сейчас пригрело. На мосту видна кровь, видно сбросили сверху, рассчитывали, что оно пробьет лед и утонет. А лед еще крепкий, чуть у берега только подтаял.
Все подошли к перилам, глянули вниз. Тело лежало буквой Т, руки раскинуты в стороны, ноги ровно.
Можно было бы сказать лицом вниз, но лица-то как раз и не было. Картина выглядела уродливой, странной и страшной.
— Спустимся вниз. Все сняли? — обратился Петренко к невысокому мужчине в штатском с фотоаппаратом на шее.
Тот неторопливо кивнул и, докурив сигарету до фильтра, щелчком послал ее подальше с моста, вдоль дороги. От запаха дыма у Игоря вдруг резко что-то крутануло в желудке, подкатила дурнота. Еле справившись с тошнотворным позывом, он махнул рукой и первым стал спускаться вниз. Осторожно, по одному ступив на лед, подошли к трупу. Здесь Семыкин немного растерялся.
— Ты его опознаешь? — спросил он Стрижа, стараясь не глядеть на то место, где должна была быть голова.
Стриж задержал взгляд на кровавом обрубке. Его тоже замутило, он отвел глаза.
— Да, это он. Вон, якорь на левой руке и надпись: «Балтфлот».
Анатолию припомнилась вчерашняя банька, разомлевший от пара Иван, его мощное, заплывшее жирком, красное после парной тело и большая, с изогнувшейся в броске акулой эмблема того же Балтфлота на левом плече.
— Ладно, пошли, — сказал лейтенант Стрижу. Оставив криминалистов отрабатывать свой хлеб, они двинулись к берегу.
Вскарабкавшись наверх, на дорогу, Семыкин достал сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся. Табачный дым горчил, перед глазами снова встал застывший оскал Ванькиного лица, кровавый обрубок шеи с белой костью позвонка. Лейтенанта наконец вывернуло, полоскало долго и тягостно.