— Ноу проблем, шеф! — Грот сладко потянулся. — Кинем тогда шейха да отчалим. Ты тут, Кабанчик, за время моего отсутствия присмотри, где у него что лежит. О"кей?
— Ладно, попробую, — пробурчал Кабан.
— И это… — Грот скорчил кислую мину. — Я очень прошу тебя не прикасаться к моим вещам, а то учительница английского жалуется, что от меня навозом стало пованивать.
Кабан ничего в ответ не сказал. Он вышел из домика, хлопнув дверью.
Но не только Грот вызывал у Кабана недовольство. Был еще один человек, кому он хотел бы высказать свои претензии, — это Наденьке Холмогоровой. Она старательно избегала общества своего бывшего возлюбленного, и за все время пребывания Кабана в резиденции шейха ему удалось поговорить с молодой женщиной только раз. Кабан искал с Надеждой встреч, и не только ради интимного интереса. Имелось у него для Холмогоровой одно поручение.
Повидаться с Наденькой наедине было практически невозможно. Обреталась она на женской половине дома, куда полноценным мужикам вход запрещен, а если и выходила из оной, то в сопровождении какой-либо женщины. И, тем не менее, Кабану повезло. Однажды Холмогорова, прискакав с конной прогулки и не найдя никого, кому можно было бы отдать поводья, была вынуждена сама поставить коня в стойло. Едва она въехала на скакуне в конюшню, как Кабан оказался тут как тут.
— Вот это встреча! — осклабился он и тут же закрыл дверь конюшни на щеколду. В помещении стало темнее. — Шахиня пожаловала!
Весьма надеясь на то, что приятеля в конюшне не окажется, Надежда скроила кислую мину.
— А-а, Ромео, привет! — и по приобретенной в гареме привычке прикрыла лицо легким прозрачным платком, оставив только глаза.
На молодой женщине были шаровары с тесемками на щиколотках, юбка, блузка, все легкое, воздушное. Смотрелась Наденька великолепно, особенно на скакуне. Этакая восточная амазонка. Кабан шагнул к коню, схватил Холмогорову за руку и выдернул из седла. Молодая женщина упала в объятия Кабана.
— Ты со мной эти штучки брось! — посоветовал он, имея в виду ложную скромность Холмогоровой, и отбросил с ее лица платок. — Открой личико, Гюльчатай!
— Пусти же, пусти! — потребовала Надежда, пытаясь сбросить руку приятеля со своей талии, но тот только крепче прижимал женщину к себе. — Нас могут увидеть.
Кабан ухмыльнулся:
— Никто нас не увидит, все на молитве, и ты это прекрасно знаешь. Так что не строй из себя недотрогу.
— Да пусти же! — рассердилась, в конце концов, Надежда. — Больно мне!
Она стала извиваться, и Кабан вынужден был ослабить хватку. Холмогорова вывернулась из его объятий.
— Ну, чего тебе? — спросила она и стала пятиться к двери.
Кабан сделал два больших шага, преградил путь.
— Поговорить хочу.
— Говори, — не очень-то дружелюбным тоном разрешила Наденька.