Клепиков в задумчивости бесцельно прошелся несколько раз по комнате и от нечего делать нажал кнопку допотопного черно-белого телевизора.
— Мы должны раз и навсегда положить конец беззакониям, творящимся в сфере теневого предпринимательства! — вещал с экрана пожилой мужчина с сытым, раскормленным лицом. — Ни для кого не секрет, что дельцы от теневой экономики тянут свои грязные руки к Красноярскому алюминиевому заводу. Они не пройдут! Это я вам заявляю со всей ответственностью. Мы не дадим на откуп мошенникам и бандитам ведущее производство металлургической промышленности! И никакие деньги, никакие угрозы не собьют нас с курса намеченной нашей родной коммунистической партией перестройки!
— Правильно говорит мужик! — заметил Клепа. — Совсем обнаглели цеховики. Знаешь, какие деньги там крутятся, а мы, работяги, копейки получаем.
— Звездоплет он, а не мужик, — возразил Лютаев. — По морде видно — ворюга тот еще.
— Да ты же ничего про него не знаешь! — горячо вступился Клепа за говорившего. — Это товарищ Шапкин, второй секретарь горкома партии. Он наш, из народа вышел! На КрАЗе простым литейщиком начинал и на такую высоту поднялся…
— Слушай, — скривился недовольно Лютый, — выключи эту хрень перестроечную, тошнит.
— Темный ты человек, Олега, — сделал вывод Клепиков, но телевизор все же выключил.
Лютаев присел на кровать, взял старенькую гитару. Запел, перебирая струны послушными пальцами:
— Слушай, Клепа, — Лютый отложил гитару в сторону. — Мне гражданские шмотки нужны. Тут, в общаге, одолжить у кого-нибудь можно?
— Тебе не шмотки, тебе хороший психиатр нужен. Ты же на этой своей войне свихнулся совсем!
— Это не только моя война, Клепа! — очень серьезно сказал Лютаев. — Это — наша война!
— Да какая она, к ебене фене, наша? Придумал, тоже мне, — отмахнулся Васька. — На хрена мы полезли в этот чертов Афганистан, да еще по жопе в конце концов получили. Что, не так, что ли? Считай, десять лет кровь проливали, намолотили душманов видимо-невидимо, а толку — ноль.
— Заткнись, — тихо, с трудом сдерживая раздражение, сказал Олег, — еще слово на эту тему скажешь, я тебя прямо здесь урою.
— Понял, понял, не дергайся, — продолжал Клепиков уже не так уверенно, и на всякий случай отошел подальше от Лютого и поближе к двери, чтобы успеть смыться, если что. — Убивать тебя там научили, людей мочить голыми руками. И это все? Для этого большого ума не надо.
— А еще, парень, научили меня человека от сволочи отличать. Понял?
— Занятно. Ну вот я, например, кто? Человек или сволочь?
— Пока никто, — уже спокойней сказал Лютаев. — Ты, Клепа, безмозглая деревянная чушка, которой еще только предстоит стать человеком. А про Афган больше не болтай, не надо. Тебе этого просто не понять. Или мы туда с АК придем, или они к нам с М-16 заявятся…
Они шли колонной по одному, след в след, опасаясь душманских сюрпризов — замаскированных под камнями противопехотных мин и растяжек. Змейкой поднялись в гору и так же петляя спустились с нее, перепрыгнув журчавший меж желто-серых камней ручей. Лютый с удовольствием зачерпнул ладонями холодную, как лед, прозрачную воду, и сполоснул потное, покрытое пылью, лицо. Пить не стал: на блок-посту можно будет расслабиться, а сейчас от воды только хуже будет…