Ольга познакомила Лютаева с матерью.
— Это твой друг? — Елизавета Андреевна с чисто женским любопытством взглянула на Олега.
Он без всякого выражения вежливо наклонил голову.
— Мама, Олег Лютаев — друг Володи, — пояснила Ольга.
Елизавета Андреевна переменилась в лице.
— Иди ко мне, сынок… — Женщина сама сделала шаг ему навстречу. Прикоснулась ладонью к лицу, к щеке. Что-то было в этом прикосновении — нежное, теплое, чего Лютый не испытывал никогда в жизни. У его матери были другие руки — жесткие и холодные. — Ох, мальчики мои бедные… Ты знаешь, как погиб Володя?
— Да, на моих глазах.
— Расскажешь?
— Нет, лучше не надо… — помотал головой Олег и подумал, что он, кажется, насчет Олиной мамы ошибся: ничего вроде женщина.
— Я тебя понимаю, — Елизавета Андреевна перевела расстроенный взгляд на дочь.
— Мам, нам с Олегом надо серьезно поговорить, мы пройдем в комнату. Ты нам не мешай, ладно? — попросила Ольга и добавила извиняющимся тоном: — Мы ненадолго.
Она провела его в свою комнату, плотно закрыла за собой дверь, взяла Олега за руку и усадила рядом с собой на диван. Он незаметно окинул комнату взглядом. Ничего особенного: дешевая, под стать хрущобе, мебель, письменный стол, книжный шкаф, забитый под завязку собраниями сочинений. На стене взятая в рамку увеличенная фотография Ольги и Воробья: оба беззаботно улыбаются и с надеждой глядят в объектив, как будто оттуда вот-вот должна вылететь птица счастья. Как все-таки здорово, что человек не знает своего будущего. Тогда бы все улыбаться перестали, это точно.
— Извини, что себя вела с тобой по-свински. У Быкалова наверняка везде прослушка, и в машине, и в моей квартире. Хотя, какая она моя? Мой дом здесь. На этом диване сидел Володя, здесь мы… Ладно, не будем об этом. Расскажи лучше мне про него.
— Он подорвал себя гранатой, когда нас окружили духи, — ляпнул, не подумав, Лютаев.
Ольга вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Меж пальцев у нее часто-часто побежали слезинки. Несколько секунд она крепилась, а потом заплакала в голос, навзрыд, горько и обиженно, как ребенок.
Олег почувствовал себя совершенно беспомощным. Сам он все свое — и боль и обиды, носил в себе и никогда не позволял им выбраться, вырваться наружу. А здесь все-таки девчонка… И что тут будешь делать? Он понимал, что никто не в силах помочь Оле в ее горе, но решил все-таки попробовать на свой лад ее успокоить:
— Воробей был настоящим бойцом и классным пацаном. Но его уже не вернуть. Ты поплачь, я подожду…
Он встал с дивана, подошел к шкафу и сделал вид, что разглядывает корешки книг. Через несколько минут всхлипы стали реже и тише. Он вернулся и сел рядом с девушкой.
— Скажи лучше вот что: ты на стоянке сразу меня узнала?
— Конечно. А ты согласился работать на Быкалова из-за меня?