Надвигается шторм

22
18
20
22
24
26
28
30

 Злость укрепила мне нервы, внутри гулко и пусто, словно я возвращаюсь к себе прежней — скупому на эмоции полевому медику, невесте перспективного робота, заумной Эрудитке без души. Знаю, скоро меня отпустит, и волна стыда, сожаления, сомнений в правильности моего поступка будет разрывать меня на куски, но я надеюсь пережить это трудное время дома. В тысячный раз перекладываю инструменты, проверяю наличие расходника и перевязочных материалов — мне нужно чем-то занять руки.

— Привет, док!

Дверь распахивается неожиданно, заставляя меня вздрагивать и со звоном ронять из рук очередной зажим. В помещение вваливается Сторм, я замечаю, как он обводит взглядом стыки стен и потолка, будто ищет что-то. Внутри болезненно щёлкает — кажется, он проверяет наличие камер. Только зачем? В сестринской камер я не замечала.

— Чего тебе? Не выпишу, ещё два дня не отлежал. Раньше надо было думать, — тарахчу я, не давая ему вставить ни слова, предугадываю его возможные поводы навестить меня здесь, чтобы избежать лишней, ненужной мне сейчас болтовни.

Каждый день лихачи дергают меня за рукава в надежде свалить с лазарета на денек-другой пораньше. Предполагаю, пустоголовый Сторм, забывший сменить фильтры во время последней бури, не исключение.

— Да не гавкай ты, док. Башка болит.

Бегло оцениваю его состояние, замечаю, что он явно не в себе; шарит по комнатке  почти чёрными глазами — зрачки сильно расширены. От веселой травы Дружелюбия Сторм хихикал бы и желал мне счастья, а здесь налицо агрессия и непредсказуемое поведение. Я слышала, что так действуют синтетические препараты изгоев.

— Тебя искали, — всё ещё безуспешно пытаюсь найти повод избавиться от его назойливой компании.

— Знаю. Для теста, — он падает на стул, вытянув перед собой ноги, немигающий взгляд застывает на уровне моих сцепленных у груди рук. — Насрать. Я всё равно его не пройду.

У меня немеет тело, внутренности покрываются хрусткой коркой льда, а язык встаёт колом поперёк глотки — что бы ни значили его слова, ничего хорошего они не сулят.

— Что тебе нужно? — выдавливаю из себя.

— Да ничего. Может, хорошая компания напоследок. Ты ведь так со мной и не выпила, а я два раза предлагал, — Сторм шутливо грозит мне пальцем, вынимает из кармана потёртую флягу, делает глоток, не сводя с меня глаз. Это «напоследок» заставляет меня лихорадочно соображать, сопоставлять факты и искать пути выхода из ловушки маленькой комнаты, в которую я сама себя заперла; это почти нереально — он сидит прямо возле двери, и мой рывок к ней заведомо провален. Сейчас мне необходим, как воздух, любой из пяти Лидеров Бесстрашия, да и не Лидеров тоже. Я была бы рада видеть даже Лори.

— Я не пью.

— А Лидеру не отказала. Что вы, блять, все в нем находите?! Должность выше? Хер длиннее?

Ощущаю, как острый край столешницы больно впивается мне в поясницу, когда Сторм поднимается на ноги и не спеша приближается ко мне. Боец, прикрывавший меня во время боя в Дружелюбии, бок о бок с которым я не боялась торчать в лазарете допоздна и чьи липкие заигрывания я столь неделикатно отшивала, неумолимо становится для меня угрозой номер один. Мне не верится, что он и есть столь тщательно разыскиваемый агент повстанцев — именно эта мысль маячит красным сигналом тревоги где-то на периферии сознания.

— Может, сравнишь?

Сторм делает недвусмысленный жест рукой на уровне ширинки. Мой разум переключается на режим автопилота, когда я сталкиваю со стола жестяной лоток с инструментами и под оглушительный грохот рвусь к двери. Едва не падаю на спину, когда Сторм перехватывает меня поперёк грудины, сжимает мою шею в сгибе локтя, двумя пальцами больно давит на челюсть, чтобы я открыла рот.

— Пей, давай! Ну!

Спиртное из фляжки, щедро сдобренное какой-то химией, обжигает мне пищевод, я надрывно кашляю, пытаюсь выхаркать это дерьмо из себя. Не помню, как и когда в моей руке оказался скальпель, наверное, успела схватить, когда скидывала на пол лоток.

Он отшвыривает меня на пол. У меня темнеет в глазах, я больно приложилась головой о металлическую стойку, почти не слышу, как он шипит от боли и кроет меня сквозь зубы последними словами. На лезвии инструмента кровавая мазня — я исполосовала ему предплечье. Кричу, что есть сил — Сторм до хруста костей сжимает мне запястье, выдирает скальпель из моих напряжённых до посинения пальцев.