Правая нога проломила припорошенный снегом наст, и Алан поскользнулся на кристаллах льда. Пытаясь сохранить равновесие, он как мельница замахал руками, уронил свой докторский саквояж и в последний момент крепко ухватился за голый ствол дерева правой рукой. С помощью левой он опять твердо стал на ноги.
Мышцы на бедре свело судорогой, и он скривился, с трудом втягивая воздух.
Через какое-то время он понял, что опирается не на ствол, а на старый и поломанный дорожный знак, покрытый снегом.
Верхняя часть отвалилась, поэтому понять, что это за знак, было невозможно. Ясно было только то, что он установлен на развилке дороги. Алан нахмурился. Ему ничего не говорили о перекрестках. Он вновь почувствовал беспокойство: одну за другой вытащив ноги из наметенного сугроба, американец стал рассматривать верхний, сломанный конец знака. После этого он осмотрелся вокруг в поисках отломанной верхней части, но ничего не увидел, за исключением пары тонких палок и нескольких крупных камней. Шум ветра звучал контрапунктом к скрипу его сапог – он осторожно обошел вокруг торчащего останка дорожного знака и наугад пнул ногой несколько комков снега. Первые три рассыпались в прах, а вот четвертый выстоял. Алан наклонился и поднял его.
Нетерпеливыми пальцами он постепенно очистил остаток деревянного указателя. Он так долго лежал под снегом, что почти полностью развалился. ДЭЙЛ 3 МИ – вот все, что смог прочитать американец. Это что, должно означать, что Аллердейл Холл находится в трех милях отсюда? Тогда ему нужен еще час, если он сможет сохранить свою нынешнюю скорость.
И если он пойдет в правильном направлении. По левой или правой дороге? Знак ничего не говорил. Более того, в руках дерево быстро превратилось в мокрые, волокнистые куски, рассыпавшиеся под нажимом пальцев.
Алан выругался и бросил их на землю. Сильный, порывистый ветер немедленно унес их вместе со снегом. Горы снега и порывы ветра, острые, как бритва, – он и представить себе не мог, как сможет пройти даже полмили, не говоря уже о трех. Или о шести, если он поймет, что пошел не той дорогой.
А вот это что, прямо перед ним? Человеческая фигура? Он скосил глаза на размытые очертания чего-то, ясно выделявшиеся на фоне белого поля, и тут все бессонные ночи, проведенные на пароходе, вдруг разом обрушились на него. Он замер на какое-то время, чувствуя, как каждая молекула его тела мелко вибрирует от страха. Но ему необходима помощь – и если мертвые могут вмешиваться в дела живых, то пусть сделают это прямо сейчас. Задыхаясь от холода и усталости, он был вполне готов для явления нечистой силы.
Но это оказалось простым свалившимся верстовым столбом. Алан в отчаянии сжал челюсти, чувствуя себя полным дураком. Снега было так много, что он боялся утонуть в нем. Он уже достиг его колен и теперь засыпал бедра.
Он повернул голову налево, вглядываясь в горизонт, без малейших признаков деревьев… А потом ему показалось, что там что-то виднеется. Хотя все было размыто непрекращающимся ни на минуту снегопадом, пустошь с левой стороны превращалась во что-то, напоминающее амфитеатр. Это выглядело неестественно: остальная поверхность состояла из невысоких, пологих холмов. Алан задумался. Что там такое говорил ему Дессанж? Что здесь должна быть еще одна шахта, построенная еще древними римлянами. И что эта шахта расположена рядом с собственностью Шарпов.
Алан сморгнул. Не подводят ли его глаза? Он сделал несколько шагов вперед. На снегу показались пятна крови. Он бросился вперед. Нет, это не кровь, а глина. Ну, конечно, глина. Пурпурное сокровище, которое довело сэра Томаса до мошенничества, а может быть, и до убийства.
Решено, он идет налево.
Алан двинулся вперед.
#
Эдит проснулась, совсем слабая и беспомощная, но благодарная за то, что все еще жива. Ее желудок превратился в тысячу узелков жгучей боли. Со стоном она добралась до ванной комнаты и там встала на колени перед унитазом. Ее рвало сгустками крови, а желудок разрывали беспощадные спазмы, пока она не испугалась, что у нее не осталось больше крови.
Но сейчас она чувствовала себя еще хуже, чем раньше. Она больше не могла выдерживать эту боль, и ее потрясло до глубины души, что Томасу пришло в голову сделать с ней такое.