Стокгольм delete

22
18
20
22
24
26
28
30

– Как раньше?

– Пожалуй… да, как раньше. Ночью куда-то ушел и не вернулся. Ты не могла бы к нам заглянуть в выходные?

– К вам?

– Ну да, к нам.

– И папа будет?

Мать внезапно замолчала.

Так было всегда. Пока она росла и взрослела, у отца все время были проблемы с алкоголем. Запои. Она поняла это, только когда стала жить самостоятельно, поступила в Стокгольмский университет и научилась думать и анализировать.

Но она представляла, что может выкинуть отец.

Представляла, что может выкинуть она сама в критической ситуации.

Но в бюро об этом ни под каким видом знать не должны.

Эмили повесила трубку. Посмотрела в круглое зеркало на торце книжных стеллажей. Темно-русые волосы с пробором зачесаны за уши. Почти никакого макияжа. Точнее сказать, сегодня не «почти никакого», а никакого. Зеленые глаза все равно кажутся огромными.

Надо, надо съездить в Йончёпинг. Попробовать поговорить с отцом, что-то решить. Раз и навсегда.

Прошел час. Дверь ударом распахнулась, и в кабинет влетела Йосефин. Они делили комнату, хотя Йосефин была старшим юристом, к тому же приглашенным, и ей полагалось отдельное помещение.

Эмили вообще-то нравилось, что у нее есть соседка, хотя Йосефин говорила раз в семь больше о своей маникюрше на Сибиллегатан или распродаже на сайте Net-a-Porter, чем о насущных делах. По какой-то причине она никогда не входила нормально, всегда влетала, точно спотыкалась перед самым порогом, – и одно это служило поводом хотя бы раз в день посмеяться от души.

– Пиппа! – заорала она, едва закрыв дверь. – По физиономии вижу: у тебя какая-то радость. Физиономия серьезная, а на щеках ямочки. Выкладывай! Позвонили, что ли?

Эмили кивнула. Пять минут назад, наконец-то! Пять минут назад позвонили из канцелярии и сообщили: она зачислена в адвокатскую коллегию.

Звание получено. Конец долгому путешествию. Даже не путешествию, а восхождению на Эверест.

– Поздравляю, Пиппа! Ты теперь АД-ВО-КАТ! Надо отметить бокалом «Боланже»[4] вечерком.

Йоссан постоянно называла Эмили Пиппой. Она была твердо уверена, что ее подруга – вылитая Пиппа Миддлтон[5].

– Ты же знаешь, как говорит мой любимый писатель? Разделенная радость приумножается.