Очевидец

Ландскруна встречает холодной серостью, будто ночь замела последние следы лета. Харриет прищуривается в белом, как молоко, утреннем свете. Влажный туман намертво приклеился между кирпичными домами цвета терракоты, Ратушная площадь пуста. Она снова ставит свой «Сааб» на заднем дворе пиццерии. Сначала думала припарковаться на улице Слоттсгатан у площади Касернплан, а оттуда прогуляться до работы пешком, но усталость взяла верх. Харриет открывает бардачок и тянется за пакетиком ирисок «Думле». Но в пакете только шуршащие фантики. На всякий случай она протягивает руку дальше и ощупывает дно. Так хочется чего-нибудь тонизирующего. Вместо конфет рука натыкается на какую-то коробочку. Харриет наклоняется и заглядывает. За всяким мусором лежит пачка сигарет марки «Принц». Единственный человек, который курит «Принц», это её брат. Харриет улыбается при мысли, что её брат, как и она сама, курит украдкой, прячась от отца, и при этом умудрился забыть сигареты в его, Эушена, машине.

Она прощупывает мягкую пачку и чувствует, что внутри лежит и зажигалка. «Принц» – слишком крепкие для неё сигареты, а в восемь утра у неё начинается головная боль только от взгляда на них. Она кладёт сигареты обратно. Ей нужно закрыть глаза хотя бы на пару секунд, прежде чем она войдёт в здание полиции, где начнётся её первый официальный рабочий день на новом месте.

Солнечные лучи, которые первыми достигли белой стены пиццерии, вызывают в её бедной голове взрыв, подобный молнии. Весь день будет наполнен требованиями со всех сторон, а ей прежде всего нужна ясная голова, чтобы произвести хорошее впечатление. Харриет достаёт телефон. Открывает сообщение от Маргареты, которое разбудило её в половине шестого утра.

Иди прямо ко мне, когда приедешь в офис. До девяти.

Коротко и строго. Вполне вписывается в тот образ новой начальницы, который у неё сложился. Но прежде чем она встретится с ней, нужно поспать хотя бы четверть часа, ведь ночью она почти не сомкнула глаз. Харриет откидывает сиденье и закрывает глаза.

Её будит резкий звук падающей металлической крышки. Мужчина в белом халате и грязном фартуке улыбается ей, стоя возле тёмно-зелёного ящика для сортировки мусора на заднем дворе пиццерии. Он вытаскивает из заднего кармана пачку сигарет. Харриет потягивается и осторожно машет мужчине через оконное стекло. Он отвечает тем же, но удивлённо поднимает брови, выдыхая сигаретный дым. Харриет сжимает кулаки. Она совсем забыла, что кисти рук у неё забинтованы и заклеены пластырем после ночных событий, конечно, это странно выглядит.

Она порезала руки, когда карабкалась на контейнер. Когда это произошло, она даже ничего не заметила, но, вернувшись домой, почувствовала пульсацию порезов, и Эушен помог ей смыть ржавчину. Совсем как когда-то, когда она была маленькой девочкой и приходила домой с поцарапанными коленями. Он принёс в кухню настольную лампу, жидкость для промывания ран и большую коробку с перевязочными материалами. Потом он бинтовал и заклеивал её порезы, а она тем временем рассказывала, что произошло. Этот бродяга Като, естественно, сам прекрасно нашёл дорогу домой и явился ещё до возвращения Харриет.

В отличие от перевозбуждённой Харриет, Эушен был спокоен. Он всегда был спокойным человеком, и когда Харриет с Полом были маленькими, то беспокоилась больше всех их мама, Йорун. Эушен был далеко, Харриет и Поль встречались с ним только летом, и, насколько она помнит, он всегда предоставлял им свободу. Им разрешалось бегать по волнорезам на берегу ещё до того, как они научились плавать, и в любое время, когда им было угодно, залезать в старинный форт. Йорун никогда бы им этого не позволила. А ведь именно это они с Полом и любили – всё, что казалось запретным.

Есть свои плюсы и у старого папы.

«Но теперь всё изменится», – думает Харриет и натягивает манжеты кофты пониже, чтобы спрятать наклеенные полоски пластыря. Лервикен никогда больше не будет таким, как прежде, былого чувства надёжности и защищённости больше нет. На глаза снова наворачиваются слёзы, и ей приходится поморгать, чтобы смахнуть их и начать видеть. А дома, в бухте, Ивонн наверняка бегает из дома в дом и рассказывает о том, что случилось. Харриет прямо воочию видит перед собой её взлетающую от возбуждения гриву каштановых волос. После такого экстренного выезда на место происшествия с сиренами и синими лампами никого не могло миновать известие об ужасной находке, а через пару минут эта новость разлетится по всей стране, как только выйдет в эфир редакция «Эхо» Шведского радио.

Она вытирает щёки, пора идти.

– Ничего, если машина постоит здесь весь день, а? – кричит она извиняющимся тоном курящему работнику пиццерии.

– Конечно, пускай стоит себе, – смеётся он и гасит сигарету.

– Спасибо. – Харриет слегка ему улыбается.

– Я делаю для тебя исключение. Мы всё-таки ресторан, а не место для парковки, хотя народ, мне кажется, именно так и считает. – Он показывает на пустое пространство рядом с мусорными баками.

– Я так не думаю, я бы зашла и спросила, если б ты не вышел покурить, – говорит Харриет.

По лицу мужчины видно, что он ей не верит. Выражение его лица напоминает ей усмешку Пола, когда он, дразнясь, пытался выведать у неё, кто из мальчишек ей нравится или что запретного она натворила, и Харриет начинает смеяться.

– О’кей, не забудь забрать свои вещички из машины. Это Ландскруна, здесь надо посматривать. Лучше ты сама опустошишь свою машину, чем это сделает кто-нибудь другой.

– Конечно, конечно, – отвечает Харриет и забирает свою дамскую сумочку с пассажирского сиденья. Он, наверное, слышит по её выговору, что она из Стокгольма. Неужели он думает, что она не знает о таких элементарных вещах, или просто пытается пошутить?

Она помахала ему на прощанье, а он подмигнул в ответ.