Рябов не ожидал столь быстрого отступления японцев от своего требования. Но раз так…
— Прошу оставить при мне личное оружие — пистолет.
— Вы не доверяете команде?
— Вопрос абсурден, — отрезал капитан. — Это мое право.
— Господин лейтенант согласен.
— Еще прошу разрешения поднять стрелы кранов, чтобы заняться бункеровкой угля. Вести работы по окраске судна.
— У вас есть настроение здесь работать? — искренне удивился лейтенант.
— У нас всегда есть настроение работать.
— Работы разрешаем. Надстройки красьте, но за борт подвески и шлюпки спускать нельзя. На мачты подниматься нельзя. На берег в бинокли смотреть нельзя. Судовые огни зажигать нельзя. Соблюдать светомаскировку…
Выпалив все запреты, японцы собрались, покинули пароход…
VII
Полная луна освещала палубу. Порт и город без единого огонька. На берегу все будто вымерло. И на судне тишина. Слышен только плеск воды за бортом, да из машинного отделения время от времени доносится позвякивание. Ну, это дело обычное. Для всех стоянка — отдых, даже такой, вынужденный, а для механиков — работа. Небось разобрал «дед» какой-то из агрегатов, чинит, латает. Старичок пароход и старушка машина.
Соколов оперся о влажный от росы планшир.
— Удивили вы меня сегодня, Николай Федорович. Такая дипломатия… Прямо Лига Наций.
— Флаг велит так держаться.
— А я бы сорвался.
— И я мог… да вот как-то перетерпел.
— Если так дальше пойдет…
— Не пойдет. Я вас прошу… — Рябов помолчал. — Да, именно вас прошу. Не хочу взвинчивать комсостав. Может быть, и не понадобится… Но если завтра или в любой другой день затребуют, чтобы я съехал на берег — предлогов и причин для этого можно наскрести сколько угодно, — не отпускать. Если силой будут тащить на берег — не отдавать. Ни в коем случае не отдавать. Завтра возле моей каюты пусть ребята покрепче гуляют. Отберите сами.
— Но ведь никаких симптомов.