— Нет.
— Как странно, ведь многие так ценят покой… Но не только покой я могу подарить тебе. Мои возможности не ограничены в вашем мире. Хочешь власти? Этот напиток любит твое племя, я знаю. Хочешь власти такой, какой не знал ни один человек? Твои соплеменники обожествят твое имя, ты будешь единолично управлять и распоряжаться судьбами миллиардов.
— Слишком тяжела расплата. Многие из тех, кто стремились к власти, ушли с горьким и слишком поздним сожалением о содеянном.
— О какой расплате ты говоришь?
— О бесцельно растраченных годах, об искусственной жизни вокруг, о фальшивых улыбках, притворном покорстве и рабской лести. О последнем часе, когда совесть спросит: что же ты сотворил с теми прекрасными мгновениями, подаренными тебе под жарким солнцем? Где вершины, которые ты покорил, где женщина, которую любил? Разве власть не убивает все это? Разве не требует она на свой алтарь беспрерывных и страшных жертв?
— Может, ты хочешь богатства безмерного?
— Богатство в прошлом было лишь средством к той же власти. Жадность ослепляла, заставляла безумца метаться по замкнутому кругу, навсегда делала человека рабом своей страсти. А теперь даже власти нельзя купить за все сокровища мира. То немногое, что нужно человеку для удовлетворения его собственных нужд, дарится ему природой и обществом бесплатно, как солнечный свет, как воздух. Зачем мне оно, твое богатство?
— Тогда, быть может, ты хочешь молодости, вечной жизни?
— От вечной жизни человек устанет, что же касается долгой и здоровой жизни, каждый человек хотел бы этого. Но ты потребуешь за свой дар слишком высокую цену.
— Ты упрям, человек, упрям и неразумен.
Голос перешел в протяжный свист. Странные картины рождались на поверхности радужной пленки. Он видел там самого себя в детстве и молодости, видел чужие миры, которые покорил, видел образы родных и близких ему людей. Словно зеркало собственной жизни лежало перед ним, словно озеро жадно ловило каждый отблеск мысли, стараясь понять, разобраться в глубинной сущности его поступков. Что-то грустное появилось в мелодии, прорывавшейся сквозь свист. Ротанов медленно, с трудом передвинул ноги, сделал шаг назад, еще один, еще. Спина уперлась в камень. Он нашарил рукой отверстие входа, задыхаясь, нырнул в него и нажал на кнопки. Люк захлопнулся.
— Я могу растворить эти стены в одну минуту. Ты слышишь меня, человек?
— Я слышу. Чего же ты медлишь? Я обещаю: если ты упустишь меня сейчас, я уничтожу тебя.
— Я знаю. Тебе не придется этого делать. Мир, в котором разум осознал свое назначение, священен. Я ухожу теперь, прощай.
Обессиленный, он прислонился к стене, капли пота сбегали по его лицу. За метровыми стенами из брони и камня он не мог видеть, как стремительно начало мелеть озеро, сжимаясь и откатываясь назад. Как затем медленно оторвался от планеты черный рукав, соединивший ее с коллапсирующей звездой. Словно огромный осьминог втягивал в себя свое гигантское щупальце.
Герберт В. ФРАНКЕ
КЛЕТКА ДЛЯ ОРХИДЕЙ
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА
ebooksa