– Да? – иронически спросил Тонар.
– Да. Я враг ложного смирения. За сорок пять лет своей жизни я видел много; много пережил и много участвовал в чужих жизнях.
– Однако… Нет! – сказал, помолчав, Тонар. – Я знаю человека действительно интересного. Вы, нервные батареи, живете впроголодь. Вам всегда всего мало. Я знаю человека идеально прекрасной нормальной жизни, вполне благовоспитанного, чудных принципов, живущего здоровой атмосферой сельского труда и природы. Кстати, это мой идеал. Но я человек не цельный. Посмотрел бы ты на него, Аммон! Его жизнь по сравнению с твоей – сочное, красное яблоко перед прогнившим бананом.
– Покажи мне это чудовище! – вскричал Аммон. – Ради бога!
– Сделай одолжение. Он нашего круга.
Аммон смеялся, стараясь представить себе спокойную и здоровую жизнь. Взбалмошный, горячий, резкий – он издали тянулся (временами) к
– Если не идеально, – сказал он, – я не поеду, но если ты уверяешь…
– Я ручаюсь за то, что самые неумеренные требования…
– Таких людей я еще не видал, – перебил Аммон. –
Пожалуйста, напиши мне к завтраку рекомендательное письмо. Это не очень далеко?
– Четыре часа езды.
Аммон, расхаживая по комнате, остановился за спиной
Тонара и, увлекшись уже новыми грядущими впечатлениями, продекламировал, положив руку, как на пюпитр, на лысину друга:
– Неужели тебе сорок пять лет? – спросил, грузно вваливаясь в кресло, Тонар.