Доггер, подбоченившись, что делало его мужиковатым, посмотрел на Аммона, корову и опять на Аммона, а затем кряжисто хлопнул ладонью по коровьей спине.
– Красавица! Я назвал ее – «Диана». Лучший экземпляр во всем округе.
– Да, внушительная, – подтвердил Аммон.
Доггер снял висевшее в ряду других ведро красной меди и стал засучивать рукава.
– Посмотрите, как я дою, Аммон. Попробуйте молоко.
Аммон, сдерживая улыбку, выразил в лице живейшее внимание. Доггер, присев на корточки, подставил под корову ведро и, умело вытягивая сосцы, пустил в звонкую медь сильно бьющие молочные струи. Очень скоро молоко поднялось в ведре пальца на два, пенясь от брызг. Серьезное лицо Доггера, материнское обращение его с коровой и процесс доения, производимый мужчиной, так рассмешили Аммона, что он, не удержавшись, расхохотался.
Доггер, перестав доить, с изумлением посмотрел на него и наконец рассмеялся сам.
– Узнаю горожанина, – сказал он. – Вам не смешно, когда в болезненном забытьи люди прыгают друг перед другом, вскидывая ноги под музыку, но смешны здоровые, вытекающие из самой природы занятия.
– Извините, – сказал Аммон, – я вообразил себя на вашем месте и… И никогда не прощу себе этого.
– Пустое, – спокойно возразил Доггер, – это нервы.
Попробуйте.
Он принес из глубины хлева фаянсовую кружку и налил Аммону густого, почти горячего молока.
– О, – сказал, выпив, Аммон, – ваша корова не осрамилась. Положительно, я завидую вам. Вы нашли простую мудрость жизни.
– Да, – кивнул Доггер.
– Вы очень счастливы?
– Да, – кивнул Доггер.
– Я не могу ошибиться?
– Нет.
Доггер неторопливо взял от Аммона пустую кружку и неторопливо отнес ее на прежнее место.
– Смешно, – сказал он, возвращаясь, – смешно хвастаться, но я действительно живу в светлом покое.