— Что ты можешь сказать после всего услышанного? — обратился ко мне Злат, — Только ты можешь знать похож ли описанный человек на твоего брата?
Орехи, — сказал я, — Готов поклясться самой страшной клятвой, что это был не Омар. Он грыз орехи. У брата были слабые зубы. Зубная боль частая спутница любителей сладостей. Поэтому он никогда, ничего не грыз. Даже жёсткого старался не жевать. Если ему в халве попадались плохо размолотые орехи, он всегда сердился и переставал есть.
— Вот так известное в одночасье превращается в неизвестное, — грустно улыбнулся Илгизар, — Только что мы имели египетского купца, как вдруг он исчез, оставив в наших руках туманный призрак. Ещё одного неизвестного. Однако он не был призраком. Он был живым человеком. Жил на постоялом дворе, разговаривал с людьми, ездил со слугой Тагая в лесную обитель.
— Зато теперь мы почти наверняка можем сказать почему убили носильщика, который служил этому человеку, — напомнил я, — Мы ещё тогда догадывались, что убийца испугался его встречи со мной. Теперь понятно почему. Из разговора с ним я мог заподозрить, что исчезнувший человек не был моим братом. Тем не менее, он выдавал себя за него, у него оказались вещи и товары Омара.
— Он знал арабский, — продолжил Злат, — Ведь имам разговаривал с ним на этом языке.
Илгизар наклонился и стал чертить пальцем по скатерти перед собой:
— Давайте начнём с начала. В Мохши приезжает человек, назвавшийся египетским торговцем благовониями. Ничего подозрительного в нём никто не заметил. У него была дорожная грамота, выданная Азакским эмиром (Илгизар назвал Тану на здешний манер), товары. Через какое-то время он посещает старого колдуна, чтобы узнать про вещи, положенные в могилу, умершей тридцать лет назад царицы. С ним был ловчий эмира Тагая.
Он немного поколебался и решительно провёл черту от себя к тому месту, где рисовал:
— Мы не можем сказать, откуда приехал этот человек. Но груз и грамота Хаджи-Черкеса несомненно прибыли из Азака. — После чего решительно ткнул пальцев в середину, — А путь оттуда сюда лежит через улус Тагая.
— Значит верёвочка тянется туда, — сделал вывод доезжачий.
Я увидел, как ноздри его раздулись, как у пса, учуявшего след. В глазах вспыхнул охотничий азарт.
— Только куда приведёт эта верёвочка? — тусклым голосом продолжал Илгизар. Он даже перестал чертить и выпрямился, сунув руки в рукава халата. — У пропавшего был сообщник, который доныне сидит в Мохши и следит за всем происходящим. Зорко следит. Несчастный носильщик не дожил до полудня, едва по базару разошёлся слух, что его вызвали к приехавшему из столицы сыщику. Этот человек сидит здесь не просто так — стережёт какую-то тайну. Какую? Помните, один москательщик рассказал, что этот самозванец выспрашивал что-то про мазь императрицы Зои? Потом он выпытывал у колдуна про сосуд и платок. После чего платок оказался в его вещах.
Илгизар выпростал руки из рукавов и наставительно поднял палец:
— А потом двое неизвестных в подземелье гадают, куда он дел сосуд.
— Похоже у нас действительно остались одни неизвестные, — зло пошутил Злат.
— Зато у нас теперь есть узел, к которому тянутся все нити, — торжественно провозгласил Илгизар, — Это таинственный сосуд. Про него спрашивали приезжавшие к лесному колдуну. Про него говорили те двое из подземелья. Но старик уверен, что его не было в гробнице. Знаете, что мне кажется самым непонятным в этой истории? Зачем этот купец или как его там ещё, выспрашивал у москательщика про мазь императрицы Зои.
Только теперь я заметил, что с нами нет Мисаила. Он так и остался болтать о чём-то с Магинур, Симбой и Баркуком. Молчаливому искателю сути вещей, годами торчавшему в своей уединённой лаборатории, оказались милее простые сказки. Или он предпочёл общество прекрасной девушки? Она сказочница, как и её мать. Я посмотрел на Илгизара. Ведь этот поклонник строгой мудрости, верящий во всесилие мысли и таинство вычислений, женился на сказочнице. Может это неспроста? Суровая строгость логических построений, основанных на твёрдых фактах и должна соединяться с безграничной страной вымысла, где нет ничего невозможного? Мне вспомнился один из моих учителей на вопрос, что больше всего отличает человека от животного, неизменно отвечавший: «Воображение».
Я представил себе этот таинственный сосуд, к которому, по утверждению нашего поклонника учения аль-Хорезми тянутся все нити этой истории. Потом вспомнил про дух коварной и жестокой царицы, выпущенный из заточения. Страшный крик ночной птицы в лесу. Отблески пламени на стенах мрачного подземелья. И перстень, которым нужно было запечатать гроб, после того, как туда вернут похищенный платок.
Но едва моё сердце замерло в сладком ужасе, в голове стали появляться иные мысли. Про сосуд колдун не сказал ничего. Он не представлял опасности? Или не был связан с потревоженным духом царицы?
Похоже мне никогда не стать сказочником.
ebooksa