Однако не успели мы ступить на доски причала, как прямо к сходням подъехали три всадника. Места там было совсем мало даже для пеших, но они и не подумали спешиться. Важный тамгачи со стражниками только испуганно шарахнулись из под копыт. Всадники даже не обратили на него внимание. На них были одинаковые коричневые халаты, а у того, что, видимо, был старшим, пёстрый шелковый пояс. Шапки тоже были одинаковые.
Старший привстал на стременах и зычно крикнул по-кипчакски:
— Кто здесь египетский купец по прозвищу Ат-Тарик?
XXII. Повелитель псов
Помню, как резануло мой слух это арабское «ат-Тарик», вставленное в кипчакскую речь и выкрикнутое грозным голосом на бревенчатом причале, затерянном в глубинах великой степи. Одно дело говорить на языке Корана с дядюшкой Касриэлем, так же, как и я занесённым за горы Каф из дальних стран, или уловить его в призыве муэдзина из мечети, совсем другое — услышать из уст суровых всадников, олицетворяющих власть.
Здесь земля султана, повелителя правоверных и охранителя веры. Было понятно, что это имя назвал человек, который вычитал его из письма, написанного по-арабски. Приказы которого беспрекословно исполняют опоясанные шёлковыми поясами начальники над конной стражей и перед которыми трепещут, даже надменные тамгачи.
— Тебя хочет видеть доезжачий великого хана Джанибека, — объявил всадник, едва я назвал себя.
При этих словах он спешился и взял коня за узду. После чего дал знак следовать за ним. Два его подчинённых остались в сёдлах, но отъехали от нас на расстояние, которое можно было назвать почтительным. Один в одну сторону, другой — в другую.
Только теперь я заметил приближавшийся к пристани небольшой конный отряд, который и опередили мои встречающие. Мы успели сделать едва пару десятков шагов, как всадники оказались перед нами. Они тоже разъехались в стороны, остановившись в небольшом отдалении, оставив передо мной только троих. Двое с быстротой молнии спешились и один схватил под уздцы коня того, кого назвали ханским доезжачим.
Это был крепкий старик с ослепительно белой бородой, одетый в коричневый монгольский халат без всяких украшений. Плечи его покрывал простой дорожный плащ серого цвета, но не холщовый, а дорогого сукна. Седую голову венчал отороченный тёмным мехом колпак, из которого торчало два чёрных пера. Он подождал, пока я приближусь, после чего не спеша слез с коня. Сопровождавший тут же подал ему изящный посох, украшенный резной рукоятью.
Опершись на него, как будто пробуя на прочность, старик сказал с усмешкой, обращаясь ко мне:
— Вроде подпорки пока не требуется, но ко всему нужно привыкать заранее. Как говорил один умный человек: для предусмотрительного не бывает неожиданностей.
Сказал он это ещё до того, как я склонился в почтительном приветствии. Сказал по-гречески.
Так появился на моём жизненном пути Хрисанф ибн Мисаил, как именовали его на арабский манер мусульманские кади. Сам он называл себя Златом. Так переводится его имя с греческого на славянский манер. Так звали его и все знакомые, с которыми меня пересекла в дальнейшем судьба. Был он русским. Сын православного священника, не захотевший следовать по стопам отца, Хрисанф смолоду подался на ханскую службу. Изучил квадратное уйгурское письмо, дававшее доступ к важнейшим документам, он так и не стал писцом. Служил при почте, выполняя разные поручения, требовавшие смекалки и расторопности, потом попал в помощники к сарайскому эмиру. Много лет следил за порядком в старой ханской столице.
Всё это он рассказал мне потом, по дороге в Мохши. Времени было много.
Злат сказал, что теперь меня будет сопровождать он. По ханскому распоряжению. Ведь именно ему пришлось зимой расследовать исчезновение моего злосчастного брата. Так и не отыскав тогда концы в этой загадочной истории. Когда голубиная почта от Хаджи-Черкеса принесла весть о моём появлении, сам хан повелел снова заняться этим.
Даже если ничего нового и не удастся выяснить, все должны знать: правосудный султан сделал всё от него зависящее, чтобы восторжествовала справедливость. Кроме того было поручено всячески возместить мне убытки, которые последовали в результате этого прискорбного происшествия. Излишне было напоминать, что меня самого хан считает своим гостем и все расходы по пребыванию в его владениях берёт на себя. Что подтверждалось дорожной грамотой, привезённой Златом.
Сейчас в ней не было особенной нужды — я путешествовал в сопровождении ханского доезжачего, перед которым падали ниц все смотрители придорожных ямов и начальники караулов, но рано или поздно мы расстанемся и тогда эта грамота очень пригодится.
Вообще-то от Бельджамена на Мохшу вела хорошая сухопутная дорога, Злат решил сделать небольшой крюк, проплыв часть пути по реке, вместе с патриаршим посольством.
— Моим старым костям уже тяжело трястись по многу дней в седле, — кряхтел он, — А на корабле можно спокойно отлёживаться, глядя, как твоя задница потихоньку перемещается куда надо. Да и болтать сподручнее. Старики ведь болтливы.