– Тебя, Мэри-Джейн.
– Не Роуан и не Майкла?
– Абсолютно не их. Они должны теперь восприниматься как враги. Есть некоторые вопросы, которые я должна задать Роуан, и я намереваюсь получить на них ответы, но она не должна знать, что со мной происходит. Я должна обдумать эти вопросы. Что же касается Гиффорд и Алисии, то они мертвы. Старуха Эвелин очень больна, а Райен слишком туп. Джинн и Шелби чересчур невинны, а Пирс и Клэнси просто безнадежны. И зачем нарушать их покой? Придавала ли ты когда-нибудь большое значение формальным правилам жизни, предписаниям этикета?
– Никогда.
– Думаю, что я могу на тебя положиться, Мэри-Джейн. Пока, Мэри-Джейн.
– Стало быть, ты не хочешь, чтобы я позвонила Роуан или Майклу в Лондон и спросила у них совета.
– Боже сохрани, нет. – Шесть кругов сформированы, и танец уже начался. Она не хочет его пропустить. – Ты не должна делать это, Мэри-Джейн. Ни в коем случае. Обещай мне, что не сделаешь этого, Мэри-Джейн. Кроме того, в Лондоне сейчас середина ночи, и мы не знаем, что они делают, – правда? Помоги им Бог. Помоги Бог Юрию.
Мона действительно уплывала. Офелия с цветами в волосах, она плыла вниз по течению. Ветви деревьев опускались, чтобы погладить ее лицо, прикоснуться к воде. Нет, она танцевала в круге, и темноволосый стоял в самом центре и пытался говорить с ними, но они хохотали и хохотали. Они любили его, но знали его привычку бесконечно повторять одно и то же и приставать с такими глупыми опасениями…
– Знаешь ли, я беспокоюсь о тебе, Мона. Должна сказать тебе…
Голос Мэри-Джейн был где-то совсем далеко. Цветы, букеты цветов… «Так вот почему я мечтала о садах всю свою жизнь и рисовала сады цветными карандашами. „Почему ты всегда рисуешь сады, Мона?“ – спрашивала меня сестра Луиза. „Я люблю сады, а сад на Первой улице был совершенно разрушен, пока они не вычистили его и все там не изменили. И теперь он подстрижен и приведен в полный порядок, и он хранит самую большую тайну“».
«Мама, не надо…»
– Нет, цветы, круги… Этот сон обещал быть таким же хорошим, как последний.
– Мона?
– Позволь мне поспать, Мэри-Джейн.
Мона едва ли слышала эти слова – да и какая разница, что она говорила.
А голос Мэри-Джейн все продолжал звучать словно издалека… прежде чем Мона и Морриган начали петь.
– …Ты знаешь, Мона Мэйфейр, мне ужасно не хочется говорить тебе это, но малышка выросла с тех пор, как ты ушла спать под дерево!
Глава 18
– Думаю, теперь мы должны уехать, – сказал Марклин.
Он лежал на кровати Томми, подложив под голову сцепленные руки, внимательно изучая изгибы в деревянном гофре навеса кровати.