– Что означает ваше «не знаю»?
– Мне говорили сотни лет тому назад, что мне суждено быть одиноким – единственным выжившим представителем моего народа. И предсказание сбылось. Но означает ли это, что такова воистину моя судьба? Я был хитер. Я пережил и зимы, и битвы, и неописуемые невзгоды. Так что я продолжаю выживать. Судьба или выживание? Я не знаю. Но в любом случае это создание было вашим врагом. Почему вы нуждаетесь в моем прощении за то, что уже совершили?
– Меня беспокоит не это. – Роуан отозвалась на этот вопрос прежде, чем успел ответить Майкл. Она продолжала сидеть в кресле, свернувшись, головой прильнув к кожаной обивке, и одновременно могла видеть обоих, а они оба видели ее. – По меньшей мере я не думаю, что Майкла заботит именно это.
Эш не стал прерывать ее.
– Его беспокоит нечто такое, что сделала я, чего сам он не мог совершить.
Эш ждал, так же как и Майкл.
– Я убила другого Талтоса, женщину, – пояснила Роуан.
– Женщину? – мягко переспросил Эш. – Настоящую женщину-Талтос?
– Да, настоящую женщину, мою собственную дочь от Лэшера. Я убила ее. Застрелила. Я убила ее, как только начала осознавать, что она есть и кто она есть. Она была рядом со мной. Я убила ее. Я боялась ее не меньше, чем самого Лэшера.
Эш казался крайне заинтересованным, но ни в коей мере не встревоженным.
– Я опасалась спаривания мужчины и женщины, – продолжала Роуан. – Я опасалась жестоких предсказаний, всего, что он сулил, и мрачного будущего, которое он описывал, и я опасалась, что где-нибудь – не здесь, а среди других Мэйфейров – Лэшер даст жизнь мужчине, а потом этот мужчина найдет ее, и на свет появится новое поколение. Тогда бы это была их победа. Вопреки всем страданиям, моим и Майкла, и страданиям мэйфейрских ведьм с самого начала трагических событий… Это совокупление стало бы триумфом Талтоса.
Эш кивнул.
– Моя дочь пришла ко мне с любовью, – едва слышно сказала Роуан.
– Да, – прошептал Эш, очевидно страстно желая продолжения рассказа.
– Я застрелила свою собственную дочь, – едва слышно повторила Роуан. – Я застрелила свою единственную и беззащитную дочь. А она исцелила меня: она пришла ко мне со своим молоком и дала мне его – и вылечила от травм, полученных при ее рождении. Именно это беспокоит меня и крайне тревожит Майкла, что вы, желающий быть ближе к нам, раскроете страшную тайну и будете потрясены, когда узнаете, что существовала женщина, которая могла бы стать вашей, если бы я не уничтожила ее, не лишила жизни.
Эш нагнулся вперед в своем кресле, опершись локтями о колени, прижав согнутый палец к мягкой нижней губе. Его брови поднялись, он слегка нахмурился, внимательно всматриваясь в лицо Роуан.
– Что бы вы сделали? – спросила Роуан. – Если бы вы нашли ее, мою Эмалет?
– Так вот каково ее имя! – изумленно прошептал он.
– Это имя дал ей ее отец. Он предпринимал попытку за попыткой, вынуждал меня, хотя выкидыши буквально убивали меня. И наконец цель была достигнута: эта малютка, Эмалет, оказалась настолько сильной, что смогла родиться.
Эш вздохнул. Он занял прежнюю позу, положив руку на кожаную обивку кресла, и устремил пристальный взгляд на Роуан, но не казался теперь ни опустошенным, ни рассерженным. Впрочем, кто знает, что творилось у него в душе…