Чего мы ищем? Что нам, собственно, нужно? Как мы можем узнать, что именно осчастливит нас? Ведь так просто: поднять телефонную трубку, позвать Роуан или Майкла, спросить, все ли у них в порядке, оправились ли они после путешествия.
А что, если их голоса прозвучат отрывисто, холодно и равнодушно, и он останется с телефонной трубкой в руке, а связь прекратится после небрежно брошенных слов прощания? Нет, это было бы хуже, чем ничего.
Точнее, если уж быть до конца откровенным, это было бы не то, чего он хотел.
Просто прийти туда. Просто встретиться с ними. Не поднимая головы, он нажал на кнопку. Подготовить самолет. Улететь из этого города, от пронзительного холода в утраченную страну любви. Только посмотреть на них, на их дом в мягком сиянии света, заглянуть в окна, столь любовно ими описанные, и улететь обратно – без звука, без мольбы, без надежды встретиться с ними взглядами. Просто увидеть них.
В этом будет его утешение.
Когда-то все жилища были крошечными и закрытыми наглухо, укрепленными. В них не было окон, и невозможно было увидеть, кто обитает внутри. Но теперь все по-другому. Каждый может наблюдать за жизнью, доведенной до совершенства, если пожелает, если станет смотреть на нее как на картину в музее. Обычного стекла достаточно, чтобы не впустить в дом, и можно провести границу, ограждающую запретную территорию личной жизни каждого. Но боги милосердны и позволяют бросить быстрый взгляд внутрь, дабы увидеть тех, по кому скучаешь.
Этого будет достаточно. Надо сделать так. Они никогда не узнают об этом. Нет, он не станет пугать их.
Машина была наготове. Реммик отослал чемоданы вниз.
– Должно быть, приятно съездить на юг, сэр, – заметил он.
– Да, в теплые края, – ответил Эш.
– В Англии они назывались бы Сомерсет, сэр.
– Да, знаю, – кивнул Эш. – Скоро вернусь. Продолжайте поддерживать тепло в комнатах. Звоните мне сразу, если… Да, если здесь произойдет что-нибудь.
Сумерки здесь понятие относительное, город расположен в лесистой местности, и небесные создания – птицы – распевают как днем, так и в сумерках. Эш выскользнул из машины в нескольких кварталах от дома. Он знал дорогу, ибо изучил карту, и теперь уверенно шагал мимо стальных частоколов и вьющихся стеблей с розовыми и красными прожилками, с яркими соцветиями. В окнах сиял свет. Над головой во всю ширь, до самого горизонта, раскинулось небо, сверкающее и пышущее теплом. Как чудесно поют цикады! И разве не поразительны крылатые создания, падающие камнем вниз, словно для поцелуя, в то время как они просто охотятся за добычей?
Эш шагал все быстрее и быстрее, восхищаясь шероховатыми тротуарами, колышущимися на ветру флажками, поросшими мхом кирпичами, множеством удивительных вещей, до которых хотелось дотронуться или просто разглядеть их. И наконец он подошел к углу их квартала.
Там стоял дом, где родился Талтос. Величественный для нынешних времен: оштукатуренные под каменную кладку стены и трубы, вздымающиеся ввысь к облакам.
Сердце билось слишком быстро. Его ведьмы.
«Не беспокоить. Не просить. Просто увидеть. Простите меня за то, что прошел вдоль сада, под изогнутыми ветвями прекрасных цветущих деревьев, за то, что, внезапно оказавшись на этой пустынной улице, перебрался через ограду и спрыгнул вниз, во влажный кустарник.
Ни одного охранника нигде не видно. Означает ли это, что они доверяют мне, знают, что я никогда не появлюсь тайком, незваный, неожиданный? Я не пришел, чтобы украсть. Я пришел только с намерением взять то, на что каждый имеет право. Всего лишь посмотреть издали. Мы ничего не отнимаем у тех, на кого смотрим.
Осторожнее. Придерживайся живой изгороди и высоких лиственных деревьев, шумящих на ветру. Ах, небо так похоже на влажную нежную небесную высь Англии. Да, похоже, но все же значительно ярче.
А это она, индийская сирень, – дерево, под которым стоял их Лэшер, пугая маленького мальчика, кивая ему на ворота. А мальчиком тем был Майкл, ведьмовской ребенок, которого смог выследить дух, проникший в реальный мир благодаря колдовству».