Колдун из Салема

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я не это имел в виду, — сказал портье уже жалким тоном. — Вы вполне можете остаться, пока…

— Я съезжаю, — заявил я. — Прошу подождать, я сейчас оденусь. Я… я больше не буду доставлять вам неприятностей.

Дрожащими руками я заправил свою ночную рубашку в брюки, затем взял куртку и неловкими движениями надел и ее. Мой взгляд упал на противоположную стену. Но тень на ней теперь была обычной человеческой тенью.

— Быть может, мне следует позвать врача? — собираясь выйти, спросил портье.

Ему, похоже, вдруг сильно захотелось побыстрее уйти из этой комнаты. Впрочем, я не стал бы его за это упрекать. Кому охота находиться наедине с сумасшедшим?

— Прошу вас остаться, — сказал я. — Я уже почти готов.

— Но у меня полно дел, и вы, в общем-то, можете…

— Черт возьми, вам следует остаться! — рявкнул я.

«Лисья морда» испуганно отпрянул назад и несколько раз судорожно сглотнул, но все же не ушел. Его растерянный взгляд скользнул по комнате: он, похоже, искал какой-нибудь предмет, которым смог бы защититься от меня, если я вдруг начну буянить.

Я оделся как можно быстрее (правда, быстрыми эти действия назвать было нельзя, поскольку мои руки все еще сильно дрожали — так, что я еле смог завязать шнурки), взял со стола шляпу и трость и направился к двери. Портье внимательно посмотрел на меня. Судя по выражению его лица, я выглядел ужасно. Он молча отступил в сторону, пропуская меня. Я подошел к двери, остановился и выглянул в коридор. Он был длинным и темным, свет единственного окна не достигал лестницы. «Там нет теней, — подумал я. — Прекрасно». Пока я не находился где-нибудь на солнечном свете, или же в свете огня или лампы, я чувствовал себя в безопасности.

Почти.

— Вы… Вы действительно уходите? — раздался голос стоящего позади меня портье.

Я, не оборачиваясь, кивнул:

— Да. Когда вернется мой… дядя, скажите ему, что я буду ждать его в гавани. Сегодня вечером, после захода солнца.

«Если я к тому времени буду еще жив, — мысленно добавил я. — И если это буду еще я».

Последние полмили дорога становилась все хуже, и Бенсену все чаще приходилось браться за кнут, чтобы заставить лошадей продвигаться вперед. Но теперь ему не мог помочь даже кнут. Повозка основательно застряла, погрузившись в топкую болотистую почву по самые оси. Чтобы продвинуть повозку вперед, потребовалась бы, наверное, целая дюжина волов.

Бенсен, гневно ругнувшись, бросил поводья, поднялся с узких козел, затем перелез назад, на грузовую платформу повозки. Норрис лежал там, скрючившись между пустых мешков и плетеных корзин, от которых пахло рыбой. Он тихо стонал, и за последние полчаса его несколько раз стошнило. От повозки вовсю воняло рвотными массами, а лицо Норриса лежало в луже светло-серой вонючей жидкости. Бенсен, подавив в себе отвращение, опустился перед Норрисом на колени. Эту повозку он «взял напрокат», даже не спросив разрешения ее хозяина, а Норрис…

«Ну, бедняга Норрис, похоже, наглотался не только морской воды», — подумал Бенсен, еще больше мрачнея. Его товарищ уже перестал хныкать и умолять о помощи, хотя все еще находился в сознании. Его глаза были слегка приоткрыты, а ладони нервно сжимались и разжимались, при этом ноготь одного из пальцев царапал ветхое дерево борта повозки, издавая чиркающий звук, от которого у Бенсена по спине побежали холодные мурашки.

— Ну, как дела, дружище? — спросил он.

Норрис попытался приподнять голову, но у него не хватило на это сил.