Колдун из Салема

— Мне все равно, — сказал он. — Но обещайте мне, что позаботитесь о том, чтобы врач пришел еще сегодня.

— Я приволоку его сюда силой, если он откажется идти по доброй воле, — пообещал Син.

— Тогда пойдемте, — сказал Говард. — Мы и так потеряли много времени.

Мы попрощались с миссис Уинден и удалились, причем так быстро, что это походило на бегство.

Когда мы вышли из дома, на улице стало еще темнее. Нигде не было видно ни единого огонька, и даже луна и звезды скрылись за плотной завесой туч, из которой на землю сеялся мелкий дождь. Было холодно, даже очень, и единственным звуком, который мы слышали, было завывание ветра.

Говард поднял воротник, натянул шляпу на лоб и отвернул лицо, пряча его от дождя. Син молча указал рукой в том направлении, откуда мы сюда пришли, и зашагал по улице. Нахохлившись и согнувшись от ветра, я последовал за ним. Рольф плелся в арьергарде.

Хотя Син шел в каких-нибудь трех шагах впереди меня, я его почти не видел. Было так темно, что мы скорее догадывались о существовании домов по сторонам улицы, чем видели их, а нашему пути, похоже, не было ни конца, ни края. Когда мы шли сюда, дорога показалась мне длинной; теперь же она представлялась мне просто бесконечной. У меня возникло ощущение, что нам пришлось идти несколько часов, прежде чем мы наконец-таки добрались до гавани и увидели свое судно.

Говард остановился и повернулся к Сину.

— Спасибо, что проводили, — сказал он. — Дальше мы пойдем сами. Вы лучше отправляйтесь за врачом. А еще позаботьтесь о миссис Уинден и ее дочери.

Я увидел, как Говард достал что-то из кармана и дал Сину — быть может, деньги. Син поблагодарил его кивком головы, повернулся и молча исчез в ночи. Рольф, сощурившись, посмотрел ему вслед. Я не видел лица Рольфа, но почувствовал, что он все еще не доверял этому широкоплечему гиганту. Причем еще больше, чем раньше.

Мы пошли дальше, все ускоряя шаг, стараясь как можно быстрее преодолеть оставшиеся до нашего судна несколько сот метров. Море стало довольно бурным, превратившись из плоского сероватого зеркала в колышущийся пенный ковер, то и дело вздымавший нашу маленькую посудину, прижимая ее к причалу. Доски палубы были влажными и скользкими, а когда я, пригнувшись, заходил в низкую дверь каюты, в судно ударила особенно большая волна, причем так сильно, что я чуть было не слетел кубарем по ступенькам.

Когда я, пошатываясь, спустился по лестнице, Говард уже зажег штормовой фонарь. Он молча стоял, все еще в пальто и шляпе, мокрый от дождя и удивительно бледный в красноватом мерцающем свете фонаря. Когда он, вздохнув, обернулся, мне показалось, что на его лице мелькнуло выражение безысходности. Но, как только Говард заметил, что он не один, он тотчас же попытался придать своему лицу более беззаботное выражение.

Я не стал подходить к нему, а направился прямо к своей койке, стянул с себя насквозь промокшее пальто, затем снял туфли и куртку и стащил с койки одеяло, чтобы им обернуться. Говард бросил мне полотенце, зажег сигару и некоторое время молча наблюдал, как я окоченевшими от холода пальцами пытаюсь выжать воду из своей шевелюры. В каюте было очень холодно: при выдохе у меня возле лица образовывался парок, а в кончиках пальцев на руках и ногах чувствовалось болезненное покалывание.

Говард молчал до тех пор, пока я не закончил борьбу с влагой и не накинул на себя еще одно одеяло. Впрочем, одеяла не сильно защищали меня от холода. У меня даже возникло ощущение, будто я коченею изнутри. К тому же судно под моими ногами так сильно болтало на волнах, что я чувствовал, как ко мне медленно, но неумолимо подкрадывается тошнота.

— Вытрись насухо, — сказал Говард. — Ночью будет чертовски холодно.

— Неужели? — спросил я. Его слова вызвали во мне такой гнев, какого я от себя не ожидал. — Тогда объясни мне, пожалуйста, почему нам так необходимо ночевать на этой посудине, а не в теплом гостиничном номере?!

Говард хотел что-то ответить, но затем лишь покачал головой и вздохнул. Я тоже усилием воли заставил себя успокоиться. Мне следовало быть порассудительнее: сейчас было бессмысленно ввязываться в спор. Тем более в спор, в результате которого я все равно ничего бы не добился.

— Рольф приготовит нам грог, — сказал Говард через некоторое время. — Выпьешь, и тебе станет лучше. Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Просто прекрасно, — ответил я.

Говард сделал вид, что не заметил насмешливых ноток в моем голосе, еще раз затянулся сигарой и снова посмотрел на меня со странным смешанным выражением озабоченности и облегчения — он уже смотрел на меня так в доме миссис Уинден.