– А где я должен быть?
– Сергеев! – От возмущения у председателя профкома перехватило дыхание. – Я тебя еще неделю назад лично приглашала, все собрались, тебя только ждем!
– Ирина, прости, в картах закопался, бегу!
Андрей с облегчением вскочил, показал пачке непроверенных карт язык и быстрым шагом направился в конференц-зал. За происшедшими в последние дни событиями он совсем забыл о совместном расширенном заседании профкомов «Скорой» и автобазы. Разбиралось дело водителя Башкова, на которого поступило представление из милиции. Сергеев знал эту историю, до взрыва на Сортировке она была темой номер один на кухне и в комнатах отдыха.
В лобовое стекло машины возвращавшейся ночью с вызова линейной бригады прилетела бутылка из-под шампанского. Стекло вдребезги, водитель резко затормозил, дремавший на переднем сиденье фельдшер чудом не вылетел, впечатался лбом в стойку, получил легкое сотрясение. Посланный в эфир сигнал SOS на подстанции трансформировался в набат «наших бьют». На помощь с сиренами и мигалками помчались три «рафика», куда набились все свободные от вызовов водители и добровольцы мужского пола из числа медицинского персонала. Андрей видел однажды ночью впечатляющую картину охоты на любителей кидаться всякой дрянью в санитарный транспорт. Два автомобиля с красными крестами при полной иллюминации, визжа шинами на поворотах, носились по темным безлюдным улицам в поисках злодеев. На подножках каждого автомобиля висели крепкие мужики с любимым оружием шоферов – отрезками толстого электрического кабеля в оплетке. Сергеев подумал тогда: хорошо, что он сидит на пассажирском сиденье машины «Скорой», а не возвращается пешком после вечернего сеанса в кино.
Обычно поисковые операции заканчивались безрезультатно: виновные скрывались задолго до приезда народных мстителей. Но в обсуждаемом на профсоюзном активе случае прибывшая на разборки команда наткнулась на банду подростков, давно терроризировавших район. Подростков повязали и доставили в милицию. Водитель Башков, вступив в дискуссию с предводителем банды, несколько перестарался. Не особенно, так, по мелочам: пара сломанных ребер и нос. На беду, папаша предводителя оказался депутатом райсовета.
Заняв место в зале – хорошо, что в президиум не вытащили, – Сергеев тут же отключился от происходящего. Сценарий постановки давно известен и, кроме скуки, никаких эмоций не вызывал. Зато появилась прекрасная возможность спокойно поразмыслить.
Итак, единственный след потерян. Бандиты настроены решительно – своих не жалеют. Но откуда они узнали о том, что команда Андрея нашла Юрку? Неужели Сергеевна забежала к лжекорреспонденту тем же вечером? Очень сомнительно. И позвонить не могла: дом не телефонизирован. Значит, Юрка о дружинниках не подозревал и связываться со своими главарями у него повода не было. Убили его ночью, потому что вечером Юрка вернулся домой живой-здоровый. После убийства на квартире устроили засаду на доктора Сергеева, одного или с друзьями. Знали, что они собираются за Юркой следить и, не дождавшись появления лжекорреспондента на улице, придут к нему домой. Откуда знали? Единственный вариант – за Сергеевым и его командой следили. Недаром у Андрея было ощущение постороннего присутствия. И Оксане казалось, что за ними наблюдают. Причем кто-то подошел совсем близко и подслушал разговор.
Андрей откинулся на спинку стула, закрыл глаза, расслабился по системе йогов. Когда сознание не дает ответа, следует спросить подсознание. Конечно, внутренний глаз лучше открывать, лежа в «позе мертвеца», но ложиться на пол в конференц-зале во время собрания будет чересчур экстравагантно. Пархомова обидится. Под мерно журчащую речь докладчика об успехах в идейно-политическом воспитании членов трудового коллектива расслабиться получилось неплохо. Балансируя на грани яви и сна, Андрей вызывал мысленные картинки – события того вечера. Вот они разговаривают с Сергеевной, радуются удаче, отходят в сторону обсудить дальнейшие действия. Стоп! Они разговаривают, и в это время мимо проходит бесшумная тень. Мысленная картинка фокусируется. Вот он: невзрачный, болезненного вида подросток. Пробудившаяся память услужливо подсказывает, что этот же подросток вертелся около дома профессора Харламповича, когда они с Оксаной приходили за тетрадью. Была ли слежка сегодня, когда они сидели в сторожке? Скорее всего, нет. Зачем бандитам сегодня слежка? Планы Сергеева и команды известны. Стоит ли рисковать, можно спугнуть дичь…
Ощутимый толчок локтем в бок вернул Андрея на собрание.
– Не спи, Леонидыч, сейчас голосовать будем, – прошептал сидевший рядом заведующий реанимационными бригадами.
Собрание единогласно постановило взять водителя Башкова на поруки. Андрей с чувством выполненного долга вернулся в кабинет, размышляя, можно ли из факта слежки извлечь что-то полезное для дальнейшего расследования. Так ничего и не придумав, позвонил в двадцатую больницу. Там тоже не сообщили ничего радостного: профессор Харлампович по-прежнему в коме, в реанимации. Начавшийся неудачно день неудачно и заканчивался. Вздохнув, Андрей собрался домой.
Дежурный вахтер, завидев Сергеева, поманила его пальцем и, с таинственным видом оглянувшись, шепотом сообщила на ухо:
– К тебе только что Неодинокий прошел.
– Ну и хорошо, а почему шепотом?
– Потому что тебя уже час следователь дожидается.
Рябинин Павел Игоревич, бывший ассистент кафедры математики, а ныне управляющий объектом «501», псевдоним Счетовод, дописал последнюю пятизначную цифру, закрыл тетрадь и осторожно, словно емкость с гремучей смесью[48], положил на стол. Это и на самом деле была бомба, способная вдребезги разнести империю Ферзя и накрыть взрывной волной его московских покровителей. Цена за обычную школьную тетрадь – сорок восемь листов в клетку – намного превышала заветную цифру великого комбинатора с шестью нулями. В отличие от Остапа Ибрагимовича Счетовод не покушался на толстые пачки банковских купюр из оклеенного искусственной фиброй чемодана. Нет, ему нужен не разовый доход, ему нужно равноправное партнерство и твердая доля в бизнесе.
Счетовод посмотрел на тетрадь, мысленно открыл ее на первой странице, начал не спеша перелистывать, гордясь и наслаждаясь проделанной работой. Закрыв глаза, он с фотографической точностью мог воспроизвести каждую строчку, каждую цифру. Вот первые записи: вложения, расходы, поступления от реализации. Вопреки распоряжению Ферзя он начал вести учет, не предполагая в дальнейшем его как-то использовать. Просто записывал из чувства противоречия: никто не может ему указывать, что делать, а что не делать. Тогда же пришла мысль шифровать все пояснения. Созданный им шифр, без ложной скромности, был гениальным: сочетал простоту и высокую скорость кодирования с высочайшим уровнем защиты.