Большая книга ужасов — 61,

22
18
20
22
24
26
28
30

Я пошла наугад, ориентируясь только по единственному видимому пятачку под ногами. Такая видимость будет, если натянуть на лицо ворот свитера и смотреть под ноги. В общем, ни черта не видно было. Я прислушивалась и все время вертела головой: в таком тумане напасть могут с любой стороны, пока голову не откусят, не заметишь. Кто? Не помню, чего конкретно я тогда боялась.

Трава цеплялась за ноги, я все время отдергивала их, шла, как танцевала. Кто его знает, что там на дне. Я старалась идти быстро, но сама же тормозила себя, то и дело вскидывая ноги и вертя головой.

– Наташка! Вы где? Не прикалывайся, вы не могли далеко убежать!

Я очень старалась думать, что они меня разыгрывают, но, зная Наташку, сама себе не верила. Они меня не слышат, не слышат, не слышат… Эта мысль стучала где-то в глотке, и я еще судорожней вертела головой и отдергивала ноги.

Под ногами булькнуло. Я отскочила, поскользнулась и села в воду, зачерпнув полные штаны. Отсюда водная гладь была видна далеко: туман опустился почти к самой воде, зато отражался в ней, давая хоть какой-то свет. И я увидела отражение. На гладенькой воде, без ряби, как будто человек стоял давно и не двигался. …Но все-таки он шел. По колено в воде, стремительно, как акулий плавник, не беспокоя воды, как привидение. И прямо на меня!

Я отшатнулась назад, в сноп высокой травы, слабо надеясь, что в таком тумане он меня не заметит. Человек точно не заметил бы, а этот… Его ноги не рассекали воду, и плеска было не слышно. Я бы решила, что он мне мерещится или снится, но только не тогда и не там, в той яме. Нерастревоженная гладкая вода услужливо показывала черты молодого лица, три волоска на переносице и даже поры на носу. Рубахи на призраке не было, только закатанные белые штаны, которые выглядели совершено сухими. Немытые волосы торчали вихрами в разные стороны, и даже бородка – крысиный хвост выглядела сухой.

Лицо мне щекотали травинки, а я думала, как буду удирать с полными штанами воды, а главное – куда? Отражение приближалось. Ему оставалась пара шагов до моего укрытия, вот сейчас…

Белые штаны – отражение в воде прошли прямо над моими согнутыми ногами. Лицо отразилось в полуметре от моего собственного. А над водой по-прежнему никого не было видно. Я только шептала про себя: «Проходи, проходи!» Еще шаг – и призрак потерялся в траве.

Я сидела в той траве еще не помню сколько. Сосчитала до ста, решила, что мало (пусть этот подальше уйдет), и сосчитала до тысячи. Все еще не решаясь выйти, прочла про себя десяток стихов, какие вспомнила, и все смотрела на отражение в воде и слушала: где же девчонки? Замерзла, но как-то мне об этом не думалось. Зачем-то теребила травинку, порезалась, и только это заставило меня подняться.

Я выпрямилась, и вода с меня шумно полилась ручейками, нарушая тишину. Жабы давно притихли, я шумела совсем одна и боялась, что себя выдам. Кровь из пальца смешивалась с водой и лилась в яму розовой струйкой. Скорее, скорее отсюда! Я шагнула, запуталась в траве, дернула ногой и плюхнулась носом в воду! Ногу стянуло, как веревкой.

– Наташка! – В воде мелькнуло чье-то отражение, ногу сдавило сильнее и потянуло ко дну. Вода уже заливалась в рот, земля под ногами стала рассыпчатой, как мука, я ее вообще не чувствовала и медленно сползала вниз.

Набрать воздуха ртом я уже не могла. Вдохнула кое-как носом и вцепилась в пучок высокой травы. Если я отпущу… Пучок оборвался, и вторая моя рука вместе с ним ушла под воду. Я подумала, что так утопающие и хватаются за соломинку. Воздух кончался. Еще чуть-чуть и непрошеный инстинктивный вдох оставит меня навсегда в этом заброшенном раскопе… А потом кто-то дернул меня за воротник, и сразу стало легко.

В обморочном бреду мне виделся лагерь, костер и почему-то Ванька. Он швырял в огонь учебники и радостно выкрикивал: «Все это бред, все не так. А ведьмы вообще не тонут!» Я сказала: «Значит, я не ведьма. Потому что я тону». Он посмотрел на меня, как будто раньше не видел, и ответил: «Сейчас проверим». А потом взял за ноги и швырнул в огонь. Было почти не больно, хотя ноги слегка припекало. Я сказала: «Ведьмы же горят в огне». А он: «Ну вот и ты горишь. А говоришь, что не ведьма». Я тогда совсем запуталась и не стала ему отвечать. Ногам было тепло от костра, и даже носки, кажется, высохли. На плечи больше не давил тяжеленный мокрый дождевик. В руку ткнулось что-то горячее.

– Подъем, утопленница! – Голос был Наташкин.

Я открыла глаза и кинулась ее обнимать. Наташка неловко уворачивалась:

– Мажорка! На вот, пей! – Она сунула мне горячую кружку.

Я поспешно взяла и хлебнула крепкого сладкого чаю. Наташка, следившая за мной краем глаза, тут же выдала:

– Видишь: всюду жизнь! И в яме вон кто-то бывает. Не иначе, какие-нибудь черные копатели. Надеюсь, не прогонят нас.

Я поспешно допивала кипяток: значит, мы все еще в яме? Костер освещал земляной потолок и стены, шеренгу сапог, кордебалет штанов, выложенных на просушку, и Нелино лицо, как всегда, удивленно-испуганное. За Наташкиной спиной на импровизированном столике из пенька лежали нож, хлеб, сахар и пачка заварки. Если бы не они, я бы решила, что мы залезли в чью-то огромную нору. Собственно, это и была нора, точнее, пещера. За моей спиной в проеме выхода клубился туман.

– Где мы?