Элирм VI

— Да неужели? — вдруг послышался голос в динамиках.

Следом я заметил, как одна из стен подернулась магической рябью и преобразилась в экран. С прямой трансляцией из самого дальнего помещения, на которой была видна тесная клетка из орихалка с запертым внутри кошачьим медведем. Испуганным, агрессивно скалящимся и подволакивающим переднюю лапу. Сломанную и обожженную, как если бы его ударили по ней каленым железом.

Мгновение, и все звуки боя разом отошли для меня на второй план. Остались маячить где-то на периферии сознания. Ведь даже без сферы я ощутил ту неконтролируемую первобытную ярость, что заставила меня истязать тысячи орков. Пытать и калечить их снова и снова.

«Они тронули моего фамилиара! Эти гады тронули Пунью!» — мысленно ужаснулся я.

— Так и знал, что стоит схватить старика, и эта поганая крыса тотчас появится, — в кадре появилось насмешливое лицо Стаса. — Кстати, что ты там говорил про его волосы? Угрожаешь нас обнулить?

Амон Гёт развернулся вполоборота и зарядил в клетку молнией. Опалил Хангвилу шкуру и заставил зверька взвизгнуть от боли. Заметаться внутри, ударяясь о стенки, как и пытаться перегрызть толстые прутья.

— Что ж, милости прошу. А то, дожидаясь вас, мы уже заскучали.

Я отвернулся от экрана и, стиснув рукоять меча, бросился на мутантов с удвоенной силой.

Тоже самое сделали Герман и Гундахар. И если танк любил Хангвила ничуть не меньше меня, то реакция игва была двойственной: с одной стороны он испугался, что убийство Заранды навсегда лишит его возможности попасть в Орлионтан, а с другой — начал испытывать к живодеру жгучую ненависть.

За время нашего совместного путешествия он успел проникнуться к Пунье симпатией. Допустил его в ближний круг, что для каждого из игвов говорило о многом. И, как и в случае со мной, означало одно: своими действиями Стас только что забронировал себе местечко на кладбище душ.