— Кажется, он умер, — тихо и безразлично сказал С.К.
В.Р. и Г.Ч. подняли головы, смотрели какое-то время на прижавшегося к стене старого друга, затем потеряли интерес. В абсолютной тишине читального зала было слышно, как неприлично громко скрипит грифель карандаша в руках Г.Ч.
В.Р. наблюдал за ним до позднего вечера, затем вдруг понял, что темнота вокруг — это не сумерки, темнота у него голове. Мир вздрогнул несколько раз и замер, словно кто-то нажал на паузу. Застыл даже скрип карандаша. «А это не так уж и страшно», — подумал В.Р., затем замерли и его мысли. Он затих и повалился на бок. Его тело сползло с дивана и застыло на полу. С.К. открыл глаза, смотрел какое-то время на бездыханное тело В.Р., затем уставился на Г.Ч..
— На кой черт ты все это пишешь? — спросил он последнего друга.
Г.Ч. поднял на него глаза, пожал плечами.
— Я всегда знал, что ты странный, — рассмеялся С.К. — Мы все, наверное, были странными.
Его смех стал громче, отняв последние силы, последние шансы цепляться за эту жизнь. Г.Ч. слышал, как затих его друг, но не стал отрываться от последних страниц…
Потом наступило утро. Утро в мертвом городе.
История двадцать восьмая. Варианты
Джим хорошо запомнил тот день, когда он впервые увидел свою сестру из параллельного мира. Ему снилось, что он снова стал ребенком. И еще он понимал, что спит — знал это точно так же, как и то, что его зовут Джим. Но он понимал и то, что это не просто сон. Слишком здесь все было настоящим. Он различал цвета, чувствовал запахи. Он шел по вытоптанной тропинке, как и когда-то давно, будучи мальчишкой. Это была та самая тропинка, по которой Джим ходил в школу. Долгие годы, каждый божий день. Он шел по ней не в силах понять: то ли он ее любит, потому что привык, то ли ненавидит.
Сейчас Джим подумал, что она ему безразлична. Она просто должна была быть, и никуда от этого не деться. Можно лишь идти по ней, слушая, как под ногами потрескивают сухие ветки, опавшие с деревьев. Идти в ненавистную католическую школу. Джим мало кому рассказывал о том, что родом из маленького городка, и уж тем более о том, что учился в церковной школе. Он до сих пор не мог понять выбор его родителей. Хотя, может, в нем они хотели видеть того ангелочка, которым никогда не смогли бы стать они?
В памяти Джима четко запечатлелись образы и запахи тех лет. Пахло углем. Когда-то в подвале этой школы-церкви была котельная, в память о которой остались две груды угля с правой стороны тропинки, немного не доходя до входа в главное помещение. Никто не обращал на них внимания, и уж тем более никто не собирался их убирать. И еще недалеко от куч угля находились два больших заброшенных здания — слева и справа от тропинки. Они были не такими большими, как сама школа. Джим не знал, что здесь раньше было. Кто-то, может быть, и знал, но дела до этого никому не было. Все проходили мимо, не замечая их. Эти два старых здания из красного кирпича смогли бы привлечь внимание людей, только если бы в один прекрасный день просто взяли и исчезли. Люди бы посмотрели и сказали: «Чего-то здесь не хватает. Ах да! Здесь же стояли два здания!» И все бы стали говорить об этом пару дней, а потом снова забыли, вернувшись к привычному сонному течению жизни маленького города.
Джим остановился, почувствовав, как что-то из реального мира прорывается в его сон. Что-то тяжелое, громоздкое, которое может принадлежать лишь взрослому, а не ребенку. И это нечто окружает его, сгущается, давит, словно опускается само небо. Джим запрокинул голову. Невозможно было определить, какое сейчас время суток. Может быть, был поздний вечер или же раннее утро. Холодный ветер приносил озноб, заставляя запахнуть плотнее куртку. Джим почувствовал резкий запах угля, увидел два старых заброшенных здания. То ли от старости, то ли от недостатка освещения их красный кирпич превратился в безликий серый. Вообще все вокруг стало серого цвета.
«Наверное, тучи», — подумал Джим, затем вспомнил о школе, заторопился.
Два здания по обе стороны тропинки, словно работники таможенной службы, воззрились на проходящего мимо них человека пустыми глазницами оконных проемов с выбитыми стеклами, где оставались старинные чугунные решетки. Джим почувствовал легкий озноб, словно кто-то за ним действительно наблюдает. Мурашки одна за другой пробежали по его спине. Здания уже остались позади, когда он все же остановился и, подняв голову, посмотрел на них. То, что было слева, подобно циклопу смотрело на него своим единственным глазом-окном. А может быть, не оно? Не здание? Джим внимательно пригляделся к окну. Озноб заставил его передернуть плечами, и озноб этот был вызван не холодом. За окном кто-то стоял.
Липкие мурашки снова пробежали по спине. Одна, другая. Школа, здание позади, груды угля — все перестало существовать. Только окно и тропинка, по которой можно убежать. Но бежать некуда. Что-то белое за окном приковывает к себе взгляд, мысли. Вернее, не что-то — кто-то. Маленькая девочка в праздничном белом платье с пышным кружевным подолом. Девочке было лет пять-шесть, не больше. Она просто стояла и молча смотрела на Джима из-за старой чугунной решетки грустными синими глазами. Перестало существовать все, кроме этой девочки и расстояния между ними.
Он не сразу понял, что видит ее довольно хорошо, словно она стоит совсем рядом. Или же так оно и было? Джим вздрогнул и моргнул глазами. Одно мгновение, за которое веки опустились и снова поднялись. Один миг полной темноты. Когда Джим открыл глаза, девочка стояла прямо перед ним. От неожиданности он дернулся назад, обо что-то споткнулся и полетел в бездну, разверзшуюся за его спиной, — в реальность.
Джим проснулся. Простыни были мокрыми и липкими от пота. «Дурной сон, — сказал себе Джим. — Просто дурной сон, который забудется». Но сон не забылся. Наоборот. Сон ожил и начал проникать в реальность. Джим видел маленькую девочку днем, когда ехал в такси на работу, видел вечером за ужином, перед телевизором.
— Может быть, у вас была в детстве младшая сестра, отошедшая в мир иной, и вы вините в этом себя? — предположил психолог, к которому обратился Джим, решив, что сходит с ума.
Сестра действительно была. Джим вспомнил об этом сразу, как только услышал предположение психолога. Сестра, которая умерла, когда Джиму было одиннадцать. Но почему он не помнил о ней? Или же сон, проникший в реальность, продолжает играть с ним в свои странные игры? Но что тогда все это значит? Потусторонний мир? Параллельная реальность?