Вадим работал журналистом и часто путешествовал по стране.
В тот день, день своего тридцатитрехлетия, он летел домой. Возвращался с Курильских островов, жителей которых потрепало землетрясение. Устроившись в кресле, набрасывал черновик статьи. Мест хватило не всем: в «Ан-72», кроме Вадима и его коллег, летели беженцы. Один мужчина устроился на табуретке, которую принесла бортпроводница.
Три часа без происшествий. Под крыльями самолета уже показалась земля, как вдруг он заметил, что по стеклу иллюминатора течет маслянистая жидкость. В салоне появились второй пилот и бортинженер. Бортинженер открыл какую-то панель и стал возиться с лебедкой. У него дрожали руки.
Все хотели знать, что происходит. «Гидравлика полетела, — ответил летчик. — Не можем выпустить шасси. Придется вручную». Он сказал пристегнуть ремни, упереться ногами в передние кресла и прикрыть голову руками. Сказал, что все будет хорошо. Вадим сразу понял, что дело не в шасси… не только в шасси. Самолет падал. Это было очевидно. Кто-то из беженцев начал громко рыдать.
Было очень страшно. Вадим перетянул себя ремнем, уткнул колени в спинку переднего сиденья и стал ждать смерти. По салону бегал мужчина, которому не досталось места. Кричал, что ему нечем пристегнуться, затем упал на колени перед какой-то женщиной и обнял ее за ноги.
Вадим думал о том, что еще может сделать для своего спасения. Потуже затянул ремень. Затолкал сумку под кресло, чтобы не свалилась на голову, если самолет перевернется. Из Курил он вез несколько банок красной икры.
Приготовления к падению не избавили от страха. По позвоночнику струился мерзкий холодок, лицо покрылось испариной. Небо больше не держало неуправляемый самолет. «Ан-72» валился на землю, перина высотой в тысячу метров стремительно таяла. Вадим хотел помолиться, но не знал ни одной молитвы, поэтому просто повторял про себя: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Он неотрывно смотрел в иллюминатор. В нем что-то промелькнуло: падающая звезда или невесть как оказавшийся за бортом человек — Вадим не разобрал. Самолет трясло. Он сильно накренился и падал, падал, падал. Странно, но никто уже не кричал. Пассажиры застыли, тихо постанывая в ожидании неизбежного.
А потом наступила тишина. Вадим прижал голову к коленям, чтобы не видеть бледных испуганных лиц: страх превратил их в маски.
Пилот дотянул до аэродрома, но они не приземлились, а упали на взлетно-посадочную полосу.
Вадим услышал свист. Ремни безопасности впились в живот, и вот тогда… страх ушел. На него просто не осталось времени. Сознание уплыло, и Вадим провалился в чернильную пустоту.
Очнулся от толчка. Попытался понять, где он и что произошло. Тело болело, везде понемногу. Он лежал на чем-то теплом (двигатель, как выяснилось позже), заваленный креслами, и не мог отстегнуться. Трещало пламя.
Его вытащили пожарные, увезли в больницу.
Единственного выжившего.
В прессе и на телевидении катастрофу разобрали по косточкам. Ужасный удар сломал консоли крыльев и раздавил топливные баки. Задние стойки колес проткнули салон. Одна из них оторвала Вадима от пола вместе с креслом. Но не убила. Разорвалась обшивка. Кабина пилотов расплющилась…
Иногда ему снилось, что он сам выбирается из-под обломков и куда-то идет. Оборачивается и видит обуглившегося мертвеца, сидящего в кресле. Вадим горит, но не чувствует боли. Падает на черный песок и катается, сбивая пламя. Потом идет дальше. Отсветы пожара впитываются в кромешную тьму. К его груди приклеился расплавленный ремень безопасности, он не может его оторвать. Кричит, но никто не отвечает.
Он знает, что умер, но не знает, что с этим делать. Во сне он думает над тем, почему обгоревший мертвец остался в кресле и не пошел с ним. Думает, почему в мире, где каждые пять-шесть секунд успешно приземляется самолет, в мире, где ежедневно остаются в живых более трех миллионов пассажиров, — почему в этом мире именно он вытянул черную метку? Думает о перуанской школьнице, единственной выжившей после падения горящего самолета в джунглях Амазонки: она выбралась из-под обломков и девять дней шла вдоль реки, к своему спасению — стоянке рыбаков. Думает о том, куда идет он.
А потом перед глазами возникает неясная темная фигура…
В течение года после аварии он не мог полностью сосредоточиться на чем-либо важном. Постоянно думал о случившемся. Его пугали громкие звуки, летящие самолеты, высокие деревья (в такси, по пути домой из больницы, истекая потом под ремнем безопасности, он испугался, что раскачиваемые ветром тополя вот-вот начнут падать на дорогу).
Несколько раз в больнице при нем звучало слово «чудо», не менее дюжины — «ни одного перелома, только ушибы и растяжения», но на чудо это походило мало — скорее на проклятие.
ebooksa