Смерть или слава. Чёрная эстафета

22
18
20
22
24
26
28
30

— Иду-у-у-у!!! — пропел Шат Унген в полную силу возду-хополости. Со стола сдуло тоненький листик пластика — распечатку сестриного письма, что вчера пришло. Мотыга снова вспомнил о семье и тяжко уркнул. Брат — исамар с ним, сам из последнего ума выжил. А вот сестренку жалко… Как подумаешь, что трахают ее всякие уроды с монетой, так все наизнанку выворачивается. А с другой стороны — как ей еще на жизнь заработать? За обучение платить родители не могли. Вот она и не смогла работу найти — кому нынче нужны неучи? А в горняцкую отрасль баб не берут, разве что в администрацию. Но там все теплые места присижены — что, у начальства из шатов родственников мало?

Впрочем, сестра вовсе не считала свою участь печальной. Монета у нее водилась, и, надо признать, пожирнее, чем у Мотыги. Правда, свободы сестричка не знала никакой: что и когда босс велит — изволь тут же изображать. Но опять же у Мотыги, что ли, босса нет? Только и разницы, что унтером зовется, а так — босс и босс.

А еще Мотыга не любил планетарные города. Как пацаном впервые попал в пространство (уборщиком на грузовоз Багу-та-3 — Багута-2 сумел устроиться. За половинную плату, разумеется, иначе взяли бы взрослого), так сразу и сообразил — тут его место. Среди звезд. Ну, не в том смысле, что шастать от звезды к звезде — Мотыга еще ни разу не вылетал за пределы системы Багуты, — а в том, что когда ни глянь наружу, а там звезды. И не только над головой, но зачастую и под ногами тоже, когда приходится работать в пустоте.

— Мотыга-а-а-а!!!

— Иду-у-у-у!

Вслед за письмом на пол свалилось перо-самописка, но поднимать Мотыга не стал. Пустотный комплект он уже прикрепил, привычно затянув ремни под ключицами, надел специальные башмаки с движителями в подошвах, взял тубу с инструментом и вышел в коридор.

Шат Урима, напарник и закадычный приятель Мотыги, носил прозвище Сизый. Наверное, за цвет скелета на груди, действительно сизый какой-то до неприличия. У Мотыги скелет везде был, как и положено, здорового коричневого оттенка. Впрочем, у Сизого необычный окрас сложился вовсе не из-за болезни. Просто он в пустоте работает уже циклов тридцать, говорит, это вроде загара. У старых пустотников даже спина светлеет вроде бы.

Только где они — старые пустотники нынче? Сгубила их нежданная свобода от опеки наседок-азанни… Сожгла вседозволенность. Дотла.

А жаль.

— Куда на этот раз? На поверхность? — поинтересовался Мотыга.

— Не знаю еще. — Сизый придирчиво осмотрел напарника. — Опять ремни не затянул как следует?

— Трут, — пожаловался Мотыга. — Я привык со слабиной.

— Вот рванет гравитикой как-нибудь, вылезет тебе твоя слабина промеж ключиц, — проворчал Сизый. — Затяни сейчас же, а то я сам затяну.

Мотыга вздохнул, но подчинился. Сизого он уважал — за опыт, за готовность этим опытом поделиться и подсказать новичку, если вдруг что не так. Да и просто за доброту уважал.

Сизый зыркал на него, опустив передужье. Убедившись, что Мотыга затянул ремни пустотного комплекта как полагается, Сизый довольно уркнул и пихнул Мотыгу в ключицу:

— Шевелись, птичья пожива! Унтер сегодня что-то рвет и мечет — не иначе ему начальство передужье натерло по самое не могу. Еще озвереет.

И они поспешили на штатное место в разведочном боте. В дряхлой керамической конструкции, сработанной еще рудокопами довоенной эры, но тем не менее исправно, цикл за циклом, служащей горнякам обеих Багут.

Едва они доложились унтеру, заняли свои ниши и пристегнулись (Сизый снова придирчиво глядел на то, как манипулирует ремнями Мотыга, но, кажется, на этот раз остался доволен), бот отстрелился. Мотыгу и остальных горняков вдавило в нишу. Рабочий день начался.

Унтер привычно затянул песню, и горняки дружно подхватили, перекрывая гул переборок. Чем еще занять время перед сменой, если не песней?

Когда бот коснулся поверхности и разведка повалила наружу, невдалеке как раз садилась штольня. Садилась сразу в вертикали; вокруг рыжей от коррозии свечи вились боты с гравитолкачами.