Я промолчал.
— Рома, — сказала Юлька ласково. — Я тебе при встрече челюсть на сторону сворочу. Понял?
Я опять промолчал.
— Сидите на заимке, и никуда. Ясно? — велела Юлька сердитым голосом.
— А если чужие начнут жечь и заимки? Тоже сидеть? Савельев и Чистяков запеченные под куполом, подавать с зеленью и белым вином… — Я сокрушенно вздохнул.
Ну, вот опять. Начинаю нести всякую околесицу, когда нужно думать, думать и еще раз думать. Почему-то мое хваленое чутье помогает и подсказывает, только когда враг рядом и готов в меня выстрелить. А вот в… э-э-э… долгосрочном планировании — помогать отказывается наотрез. Обидно, честное слово!
Тут на графике прозвучал характерный щелчок — включился еще кто-то.
— Ау! — позвал новый голос; я сразу распознал голос Смагина.
— Ну? — отозвалась Юлька.
— Никто только что частоту патруля не слушал? — осведомился Смагин. Голос его звучал странно и необычно, и я не сразу понял, что голос дрожит. Смагин был напуган и растерян.
— Нет, а что?
— Я слушал переговоры — пара патрульных ракетопланов завидела корабль Василевского и пыталась его вызвать. «Хиус II» отмолчался. Потом вблизи объявились истребители чужих. И все — канал очистился. Тихо, как в могиле.
«Вот именно, — подумал я. — В могиле. Очень метко подмечено».
Не нужно было обладать развитым воображением, чтобы понять суть произошедшего. «Саргасс» сожгли на площадке, «Хиус II», посудину Василевского, а заодно, наверное, и патруль — в воздухе.
— Василевского на корабле не было, — объяснил я зачем-то. — Его убили раньше. Так что скорбеть именно сейчас не стоит.
— Я знаю, что его там не было, — нервно сказал Смагин. — Меня другое волнует. Чужие жгут корабли. Это что, война, так получается?
— Сообразил наконец-то, — фыркнула Юлька. — Мыслитель!
— Какая это, Donnerwetter, война? — вставил с неудовольствием Риггельд. — Избиение младенцев это, а не война. Мы против чужих бессильны. И безоружны.
— Но что-то ведь нужно делать? Или просто дохнуть по очереди — покорно, как баранам на бойне? — не успокаивался Смагин.
Я его вполне понимал.