— Не весь, — ответил кто-то из-за соседнего стола. — Но чужие все время приводят кого-нибудь нового.
Свободных коек в камере оставалось еще предостаточно. Зислис вдруг подумал, что не видит детей. Ни одного. Женщины есть, правда, мало. А детей нет.
Зислис подошел к Суваеву, Хаецкому и Мустяце; Лелик Веригин, как привязанный, следовал за ним.
— Привет…
— Привет, наблюдатели, — отозвался Хаецкий уныло.
— Экс-наблюдатели, Валек, — вздохнул Зислис. — Экс. Теперь мы все просто пленники. Где твой брат-то?
— Не знаю. Мы с Артуром очнулись в какой-то комнатушке тут, неподалеку. Потом нас сюда привели — с час назад примерно.
— Понятно, — кивнул Зислис. — Та же песня. И что?
Он вопросительно глядел на Хаецкого, который обыкновенно знал все и обо всех на Волге. Но сегодня ситуация складывалась совсем иначе, чем обычно.
— Откуда я знаю? — Хаецкому, похоже, и самому было неуютно. Отвык от неопределенности. — Покормить обещали. А вы устраивайтесь, устраивайтесь… Вон те две койки свободные.
Зислис в который раз за сегодня глубоко и шумно вздохнул.
— Паша, — обратился он к Суваеву. — Ты у нас все знаешь. Где мы? На крейсере свайгов?
Суваев отрицательно покачал головой:
— Нет. По крайней мере о таком корабле я ничего не знаю. Думаю, мы находимся на той громадине, из-за которой вся каша и заварена.
— Которая над океаном висела? — уточнил Зислис.
— Именно.
— Хотел бы я знать, что это означает…
Зислис резко обернулся и вдруг заметил десятки глаз, обращенных к ним. Почти все, кто был в камере, собрались в проходах у коек. И все слушали их, затаив дыхание. В первых рядах — Фломастер, Ханька, служака-патрульный, какие-то мрачные и небритые ребята с упрямыми подбородками и мозолистыми руками…
И в этот момент снова отворилась дверь. Ввели еще четверых — первым из людей в камеру ступил Валера Яковец. Вторым — Женька Хаецкий. Третьим — Прокудин, а четвертого Зислис не знал.
За следующий час свайги набили камеру людьми до отказа. Не осталось ни одной свободной койки.