– И вот я здесь. – Каким-то чудом мне удалось устоять на ногах. – Ваша кузина отыскала меня и привела.
Она прикусила пухлую губу белоснежными зубками.
– Милли иногда бывает излишне напористой. Простите, что отнимаю у вас вечер.
– Ничего подобного! – вскрикнул я.
«Джеймисон, держи себя в руках». Роджер не раз говорил мне не делать удивленное лицо, если кто-нибудь проявляет ко мне интерес. Но она не кто-нибудь, и ее интерес ко мне – не просто очередной мимолетный флирт. Она позвала меня, хотя могла заполучить любого из зрителей.
Я перевел дух.
– Честно говоря, ваш акробатический номер меня совершенно загипнотизировал. Я был потрясен. А потом вы упали, и мне было невыносимо думать, что вам плохо. Понимаю, это звучит очень глупо, тем более что я вас совсем не знаю, но…
– Совсем даже не глупо, – шепнула она.
Сердце бешено заколотилось.
– Вы правда так считаете?
– Да. – Она подняла глаза со сладчайшей улыбкой. – Наверное, еще никто и никогда не входил в Дом веселья Ревеллей с такими благородными побуждениями.
Я оглядел комнату. Роскошная кровать с золотым орнаментом, бархатные портьеры, ее неглиже.
– Это что, Дом веселья?
Она насторожилась:
– Вы не намерены отдать мне свой драгоценный камень?
– Брошку моей матери? Нет! То есть я, конечно, счел бы за честь, но… – Ну и тупица же я. Так сгорал от желания увидеть ее, что даже не обратил внимания, куда меня ведет ее кузина.
– Вы что, смеетесь? – в ее нежном голосе послышалось раздражение.
– Простите. – Я постарался прикрыть рукой невольный смех. Роджер и Триста никогда не дадут мне забыть эту оплошность. «А помните, как Джеймисон забрел в Дом веселья и даже не понял?» – Может быть, присядем? У меня голова кругом идет.
Ей, кажется, стало легче. Она отказалась сесть, когда ей самой было плохо, но ради кого-то другого охотно согласилась. Я постарался запомнить эту черту ее характера.
На беду, в комнате не было стульев. Только кровать.