Рубежник

22
18
20
22
24
26
28
30

— Отнесу пацана и вернусь. А потом, батюшко, делай, что хочешь. Ты в своем праве.

Это было жутко глупо, но правильно. Жизнь за жизнь. И лучше уж Димон, чем я. Кто я буду, если прикроюсь им, чтобы спастись самому? Да и не примет леший такого размена, это понятно.

Я не великий оратор. И всех тонкостей построения речей не знаю. Однако и здесь попытался дать себе шанс, поэтому последнее предложение добавил намеренно.

Мои слова произвели эффект. Правда, разный. Гриша бешено вращал глазами. Не только потому, что давно находился на воле. Бес был очень недоволен сказанным. Понятно, он считал, что я слил в унитаз результаты всех переговоров.

А вот только леший чуть повел плечами, будто пытаясь встать. Затем повернулся ко мне и хлопнул по плечу. Да так, что я рухнул с бревна.

— Извини, рубежник, не пришиб?

Леший помог подняться и что-то в его облике изменилось. Мужик передо мной явно помолодел. Скинул все тяготы прошлых лет — разгладились морщины, ушли нависшие над глазами складки, кожа подтянулась.

— Хороший ты паря, правильный. Давно я таких не встречал, настоящих, что ли. Не прощу себе никогда, если загублю. Бери мальчонку, да возвращайся домой. Только у меня условие.

«Родину не предам, гендер не поменяю, за ЛДПР голосовать не буду», — чуть не выпалил на радостях я. Благо, хватило ума ничего не сказать. Хотя я продолжал все так же счастливо улыбаться, как форменный идиот.

А как иначе? Четверть часа назад я готовился к тому, что придет грозный хозяин леса. Явился же здравый мужик, пусть и нечисть, который сказал, что я все сделал в целом правильно. И вообще ровный пацан.

— Какое условие?

— О том, что случилось здесь, никому ни слова. Если спросит кто, отнекивайся или молчи. Мол, лешего обманул и успел уйти. Чертей я постращаю, пусть думают, что гневаюсь. Да и им полезно. Их если без дела долгое время оставлять, то озоровать начинают.

— Понятно, как в армии, — понял я. — Если оставлять солдата без дела, то он всеми силами старается себя как-нибудь покалечить. А если не себя, то окружающих. Поэтому и надо периодически заставлять траву красить или лом просить заточить.

— Говоришь вроде по-русски, а диковинно, — признался леший.

— Я к тому, что кошмарить чертей не только можно, но и даже нужно. Но у меня просьба… есть у них там один такой долговязый, из людей бывших, Митька Черноух. Вот его особо не трогай, батюшко, ему там и так несладко. Страдает он среди чертей.

— Так и думал, что один ты не мог с лешухой управиться, — покивал будто бы сам себе мужичок. — А этого оболтуса я знаю. Забавный такой. И прав ты, совсем на своих сородичей не похож.

— И есть еще один персонаж, — нехотя добавил я.

Вообще, конечно, не очень красиво говорить о ком-то в третьем лице, когда он сидит рядом. Сидит и зло лупит глазами. А еще не очень красиво тыкать пальцем в человека. Хотя, в этикете как раз про людей говорилось, про нечисть ни слова.

Так или иначе, но я показал на Григория. И тот заскрипел зубами и завращал глазами. Правда не от злости, от страха.

Леший улыбнулся, вот только как-то недобро. А затем повернулся к бесу.