Рубежник

— Он никому не скажет!

Я даже вздрогнул, потому что почувствовал в голосе хозяина леса небывалую мощь. Грохот падающих в бурю деревьев и свист ураганного ветра. И только теперь оценил, как со мной разговаривал леший. Спокойно, как с равным, без всяких светопреставлений.

— Я… н-н-никогда… я… — на пару октав ниже стал пищать Григорий.

— Он все понял, — подтвердил я за беса, который будто вообще слова забыл.

— Бери мальчишку и пойдем, провожу тебя.

Стоило мне перехватит голову бесчувственного Димки, как бес юркнул в портсигар. Это я понял по тому, как тот задрожал. Да уж, натерпелся Григорий страху, врагу не пожелаешь. Что-то мне подсказывало, что бес теперь долго еще никуда не выберется. Собственноручно посадит себя на домашний арест.

Мы же пошли с лешим по небольшой тропинке, разговаривая о всяких пустяках. Вроде, что вчера-позавчера было жарко, а сегодня духота уже ушла. Еще хозяин леса рассказывал, какие где грибы можно найти, а в какое время ягоды нужно собирать. Когда дерево на сруб рубить надо, когда зверя бить надо. Потому что и тут человек в своем праве. А лесу, если зверя слишком много, тоже нехорошо становится.

Я слушал с огромным любопытством. И плевать, что никогда не сталкивался и не интересовался ничем, что говорил леший. Просто с этим мужичком, у которого и имени даже не оказалось, лишь одна профессия, было на удивление приятно разговаривать. Вот так, о всякой, казалось бы, ненужной чепухе.

Даже не говорить — слушать. Было в лешем нечто обстоятельное, конкретное. Он действительно походил на деревенского мужика, который мог рассказать о каждом винтике в своем доме. Потому что построил его сам. Вот только у лешего вместо дома оказался лес. Где он и был полноправным хозяином.

Еще странное дело, что к лешачихе мы шагали долго, а к машине вышли минут за десять. Будто существовала прямая тропка, позволяющая сократить расстояние.

И только теперь я запоздало понял. Никакой погони не было. И леший с самого начала все знал. И про Митьку, и про беса, и про меня. Едва ли он наблюдал, но когда лешачиха умерла, ему бы понадобилось всего несколько секунд, чтобы оказаться на месте.

Он видел, что я не взял никаких трофеев, что прогнал Черноуха, что хотел спасти пацана. А после беседы попросту сделал окончательный вывод. И вот тогда стало невероятно жутко. Ошибись я на каком-нибудь этапе — быть беде.

— Ну все, паря, вон твоя тележка рычащая. Все чаще подле леса я их встречаю. Носятся — жуть. Как взбалмошные.

Он потер макушку, разглядывая Дастер, а после обернулся ко мне.

— Забыл спросить, как зовут-то тебя?

— Матвей.

— Матвей, — улыбнулся он и покачал головой.

— Батюшко, почему кому не скажу имя, все ухмыляются или говорят, что оно мне не подходит?

— Имя у тебя для рубежника неподходящее. Раньше если ребенок долго не получался, то его Матвеем нарекали. Так и пошло, что Матвей — дарованный Господом. Да только, где рубежники и где Господь. Сам посуди.

Я пожал плечами.