Она задирает майку, берет мою руку — ту, что без локонов — и притягивает к своей груди. Пальцы задевают сосок, меня прошивает током. Чувствую, как кожу девушки покрывают мурашки. Она готова утешить меня всеми способами. Да, ради таких женщин стоит убивать террористов.
— Это еще не всё, — говорю. — Сотен будет мало.
Отрываю руку от нежной мякоти. Рывком вскакиваю и иду к пролому в стене. Девушка вздыхает, с грустью провожая меня.
Пока хватит вылазок. Бессмысленно рыскать по кишлакам и подгорным норам. Похитители скоро сами объявятся. Я же пока должен медитировать. Если успею подлечить астральное тело, хотя бы до еще одного фрактала, то уже время не зря потрачу.
За моей спиной раскрываются черные крылья. Оттягиваю штору с пролома и ныряю в рассветные лучи.
Мишель выглядывает из окна «клуба». Тонкий силуэт вырисовывается на высокой крыше минарета. Судя по сидячей позе, Перун медитирует.
— Разве правильно его оставлять одного? — от беспокойства латинка ломает пальцы. — На такой верхотуре?
— Ему пришлось туда забраться, чтобы пигалицы, как ты, не мешали, — бурчит Бестия. Свои же собственные слова отзываются внутри болью — ведь она сама такая же! Пыталась завести Перуна, когда у него горе. Вот же бестолковая!
— Пришла обзываться? — спрашивает латинка.
— Нет, обрадовать, — фыркает спецназовка. — Ночью мы зачистили южное предгорье от крупных вооруженных формирований. Дороги пусты. Можешь убираться восвояси. Братик, поди, заждался.
— Вот как, — насупливается вдруг Мишель. — Спасибо, я сообщу девушкам и попрошу у командира Ливера сопровождение для них.
— Для них? — Бестия замирает. — Сама-то тоже уберешься, надеюсь?
— Уберусь, — кивает кинозвезда. — Но чуть попозже.
Мишель снова смотрит на молодого юношу, сделавшего для нее так много. Ее спасителю сейчас тяжело. Случилось что-то страшное. Те волосы в шкатулке — символ ужасного действия. Она обязана бросить хоть немного света на черную полосу в жизни Перуна. Хотя бы попытаться…
Резко латинку хватают сзади за волосы. Мишель вскрикивает. Подсечка сбивает с ног — и ее лицо оказывается прижато к грубому камню пола. Позади слышатся крики медсестер.
— Слушай сюда, дрянь, — шипит Бестия актрисе в ухо. — Попробуешь навязаться ему — я тебя в окно вышвырну. Усекла?
Мишель шипит от боли — край гранитного булыжника дерет щеку. Струйка теплой крови бежит по застрахованному на миллионы реалов лицу.
— Швыряй, — рычит латинка. — Прямо сейчас. Как раз скрасишь Перуну медитацию.
После этих слов ее резко отпускают. Удаляющиеся шаги оповещают о том, что Бестия решила воздержаться от представления.
На экране компьютера — сам главнокомандующий армией, великий князь Николай Николаевич.