— Да не тебе это! Всем! Ясно, что этого не было?
Вот и протрезвела наш командир, хе.
— Уж постараемся сделать вид, — надменно говорит Белоснежка, качнув «персиковыми» грудями.
Ясна пробует сгладить конфуз предложением:
— Давайте покушаем мяско, пока горячее. — она передает первую тарелку с дымящейся таврятиной Аяно, как командиру. — И выпьем что-нибудь.
— Пить я больше не буду, — рычит насупленная японка, бросив на меня рассерженный взгляд.
Ась? Не догнал. Что за претензионный «зырк»? Такое ощущение, будто это я ее спаивал.
Спецназовцы и поляницы шустро разбирают блюдо, ведь за этим они и приехали в долину в Калай-Влагала. Наесться жареного мяса, искупаться, понежиться на берегу под греющими лучами солнца. Аяно решает сама нарезать всем мясо. Смотря на меня взглядом яростной тигрицы, она ловко орудует мясницким ножом. Даже не опускает глаза на таврятину. Мастерица, действительно. Корочка хрустит под лезвием, из ломтей выступает горячий сок. Несколько капель попадают Аяно на грудь. Брызги стекают по сочным формам девушки. Не существует более приятного зрелища, чем шинкующая мясо женщина, красивая женщина. Все мужики застывают, у Али капает слюна из пасти. Хотя Крокодила явно не японка завела — взгляд багровых глаз следует за покидающими разделочную доску ровными ломтями.
С тарелками рассаживаемся на складных стульях и покрывалах. Только я не беру порцию.
— Как ты будешь есть? — говорит мне Аяно. — Снимай маску.
— Я не буду есть, — пожимаю плечами. — Перед пикником перекусил.
Ответ ей не нравится. Меня осеняет — вот зачем ты гулянку затеяла, восточная красавица. Ну-ну, перебьешься.
— А пить?
— И пить не буду.
Аяно чуть не топает ногой от злости. Ну-ка, что еще придумаешь, командир?
— Давай сыграем, Перун, — выдает японка, наливая стопку самогона. — Мне скучно просто пить. Игра называется «Правда или выпивка». Я задам тебе вопрос. Если ответишь
— А это мысль, — подхватывает Ясна. — Может, все разобьемся на пары и сыграем. Бестия, давай ко мне.
Я ухмыляюсь под маской. Этого Аяно, конечно, не видит, но мои смеющиеся глаза ее острый взгляд не упускает.
— Чего лыбишься, Перун?
— Ты же больше не хотела пить?