Попивая какао, Бестия поглядывает на меня.
Кевларовую маску снял еще перед сном, но девушка разглядела мое лицо только с рассветными лучами. Снова удивилась моей юности, как и вчера. Снова поцеловала — неумело, тычась носом в нос. Будто слепой щеночек ищет маму. Я взял ее лицо в обе ладони и показал, как делать это правильно. Но уроки ей лучше взять у Софии. Княгиня вон как сестренку вымуштровала на бананах.
В тишине солнечного утра в воздухе разносится протяжный гул бомбардировок. Гоша опять пытается взять Кандагар.
— Не веришь в царевича? — ухмыляюсь я.
— Никто не верит, он облажался. Мононоке уже направляется сюда, — пожимает плечом Бестия. — Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич тоже готовится выступить. Кабул оставят в осаде.
Прекрасно понимаю князя. Стратегически Кандагар даже важнее столицы — из-за близости Пакистана. Это главный узел переброски английских инструкторов, оружия и, возможно, демонов. Еще до начла войны русские командиры сильно лоханулись, не придав большого значения помощи Афгану из Пакистана. Послали на юг неумеху Гошу. Теперь же все моджахеды вооружены до зубов, а в горах прячутся Градгроб знает сколько тварей. Джавру мы взяли, но остались десятки других мелких перевалов. А перед ними простирается равнина с Кандагаром. По козьим тропам авиабомбу, конечно, не пронести, но вот винтовки — и думать нечего.
Кабул важен лишь тем, что там засел шах. Наверное, засел. Его никто не видел, а хорошая оборона города заставляет так думать. Вообще, наши царедворцы решили, что неплохо бы всю войну обыграть, как восстановление истинно правящей династии. Откопали в Европе отпрыска некогда свергнутого шаха и теперь везде его продвигают — на телевидении, в газетах, да и на балы тоже водят. Нынешний же шах объявлен узурпатором афганского народа. Эта пыль в глаза никого не провела. Британские инструкторы никуда не делись, партизанское движение самих моджахедов тоже не остановить. Немало хлопот доставляют армии как раз исламские партизаны. То грузовик с горючим ночью подорвут, то обстреляют блокпост. Снабжение раскиданных по пустыне и горам войск замедлилось, война затягивается.
— Ясна сказала, пока не прибудет Аяно, мы можем отдыхать, — вдруг говорит Бестия и потирается об меня голым бедром. — Не хочешь вернуться в постель?
Она нерешительно гладит меня по щеке, приоткрывая себя под пледом. Обнажая свои красивые мускулистые ноги. Вообще у девушки идеальное спортивное тело. Ни грамма лишнего веса. Упругие бедра, ягодицы крепкие, как фундук, талия гибкая. И все это совершенство прикрывает лишь маечка с трусиками.
Вчера мы с «зорями» помылись в горном ручье неподалеку, и сейчас ладонь Бестии пахнет мылом и едва уловимыми духами. Шоколадный запах напитка смешивается с ними, пробуждая голод. Не только гастрономический.
Но я приехал в Афган не ради деликатесов.
— Бестия…
— Дана, — поправляет она меня.
— Бестия, — настаиваю. — До конца войны ты Бестия, а я Перун. А потом как решим.
Ее лицо тускнеет. Девушка запахивается обратно в верблюжье покрывало.
— Нечего откладывать. Будь мужиком, — отодвигается. — Если не нравлюсь так и скажи. Нечего тянуть крокодила за хвост.
Хорошая присказка. Видимо, родилась не на пустом месте и Али досталось.
Цокнув, хватаю девушку за плечи и вбиваю ее спиной себе в грудь. Она дергается, но я держу, и тогда она безропотно подается навстречу. Беру ее за подбородок и поворачиваю в направлении на взрывающиеся зенитные снаряды — словно клочья бумаги в голубом небе.
— Ты, похоже, забыла, что мы воюем. Возвращайся быстрее, Бестия, иначе умрешь. А свое настоящее имя вот как раз и забудь — даже у камней есть уши. Не хочешь же ты, чтобы к твоим родным заглянули бородатые гости?
В карих глазах девушки отражаются взрывы. Она кивает, устыдившись.