Афганцев охватывает дикая паника — бородачи с автоматами падают на землю и на четвереньках мечутся из стороны в сторону, как дикие звери. Проходя мимо, я рублю таким головы. Пытаюсь убивать наверняка — хватило мне зрелища, как Бестия проводит эвтаназию. Нафиг, нафиг. Мне с ней еще делить раскладушку.
За пять минут расправа почти заканчивается. Один моджахед хватает меня за железный сапог сожженной до кости рукой:
— Не убивай! — молит бородатый на хорошем русском. Хотя не удивительно — наш язык считается международным. — Прошу, не делай трех моих жен вдовами, а двенадцать детей сиротами. Аллахом заклинаю!
— Постыдился бы перед своим Аллахом, — морщусь, замахиваясь топором. — Думать, надо было, когда напали на госпиталь. У врачей тоже мужья, жены, дети, но они сорвались сюда, чтобы вас, насильников, штопать.
Моджахед покаянно склоняет голову.
— Согрешил, эх. Но там такие крали! Настоящие сексбомбы! Подумал: рай на землю спустился, и я очутился среди цветущих гурий. Сама Мишель Айро там в палатке! Она же снималась в «Диком…
Так, хватит слушать этот бред поехавшего крышей. Тем более что Бестия уже глазками стреляет по лагерю в поисках недобитков. Сейчас заметит болтуна и привалит, облизываясь.
— Ты там гуриям за меня… привет передавай, в общем.
Опускаю топор, и жизнь афганца обрывается. Оглядываюсь, а Бестия уже рядышком пристроилась, разочарованно смотрит на обгорелого басмача.
— Перунчик, — ласково воркует девушка, поглаживая пальцами мой наплечник. — А в следующий раз можешь оставлять раненых мне? Я так сильнее становлюсь, команде это нужно.
— Ну эм… — срочно ищу отговорку. — Если не забуду. Память уже ни к черту, вся забита зубрежкой, сама понимаешь, конец семестра на носу.
— Но ты попробуй не забыть, ладно, а? — девушка подходит вплотную и прижимается щекой к моему шлему. — А я тебя потом ночью отблагодарю. Я могу попробовать быть Бестией не только в сражении…
Мда, дилемма-а-а. Но, с другой стороны, если Бестия через эвтаназию сильнее становится, то я ведь могу и просто отвернуться, не беда. Зато ночью как повернусь! Через недельку, естественно, когда Яка спадет.
— Ну, если только ради команды, — ковыряю я железным сапом гребень воронки от взрыва. — То ладно.
— Перун, ты лучший! — расцветает Бестия.
Кровожадная ты моя, одно умиление смотреть на твою радость. Этим и займусь. Только вначале дергающийся глаз успокоится.
Вдруг кто-то из группы эвакуации кричит за шатрами:
— Мать моя женщина! Да вы же сама Мишель Айро! Дайте, пожалуйста, автограф!
Похоже, почившему афганцу не привиделась кинозвезда. Ну, ничего страшного, райские гурии не хуже будут.