— А у нас… ненормальная семья. — И взяв его руки, положила себе на ягодицы, тихо выдохнув.
— Спасибо, что напомнила, — с силой сжал их, буквально ощутив вибрацию в каждой мышце. — Впредь никаких посиделок, девичников, клубов и прочей хрени. Только вместе со мной. Тогда хоть на столе танцуй. — Знал, что слышит его. Что понимает. Поэтому говорил, не позволял до конца отключиться.
— И ты будешь не против?.. — и уточнила: — Моих танцев? — Прижалась грудью, щекой коснулась его лба.
— Если они будут… — сглотнул, наслаждаясь этими прикосновениями. — Только для меня!
Она улыбнулась. Его теплая ладонь прошлась по её талии, замерла на бедре, поднялась выше, нежно погладила округлость груди.
Слегка подался вперед, оторвав спину от спинки дивана и Стасе пришлось отклониться назад, ухватившись руками за его шею, чтобы не упасть с колен. Он всматривался в её лицо, определяя, насколько она «с ним», следил за расширенными зрачками, отчего её глаза казались мистическими. Она вся была словно из другого мира: сексуальная, до одури соблазнительная, гибкая.
Знал, что не имеет права воспользоваться положением. Что будет презирать себя за подобное, но не мог остановиться. С силой обхватил руками её спину и сжал, сорвав с губ неразборчивый шепот. До ломоты в теле захотелось поцеловать, впиться в манящие мягкие губы и поглотить. Нельзя…
На какой-то миг сосредоточился на её громком дыхании. На трепещущих длинных ресницах, прикрывших одурманенный взгляд, на ощущении пальцев в своих волосах. А потом едва не кончил, когда Стася сжала его бедрами, прижавшись к каменной выпуклости брюк, и потерлась об неё.
Ещё год назад не думал, что так накроет. Что сможет так полюбить. Тогда поставил на себе крест и ринулся с головой в пучину мести, серых беспросветных дней. Закрыл сердце за семью замками и строго настрого приказал отказаться от самого яркого и светлого чувства, способного как исцелять, так и разрушать. Сейчас же… Хотел её до головокружения. Практически до боли. Чувствовал в ней потребность. И отступиться, отказаться практически невмоготу. Уже нереально. Влюбился. Даже не понял когда. Может, когда провожал после работы и подолгу стоял под её окнами. А может, когда впервые увидел обнаженной. Это уже не имело значения.
Не удержавшись, поцеловал. В маленькую аккуратную ложбинку на шее. С её губ сорвался тихий, едва уловимый стон, который прозвучал подобно раскату грома, подливая ещё больше масла в и так нехило горевшее пламя желания. Хотя бы так, через ткань почувствовать её тело.
Как же ему хотелось скользнуть по нежному бархату кожи, как тем вечером, когда перехватил после душа. Бредил от желания прикоснуться к самому сокровенному, сосредоточенному внизу живота.
Стася была далеко, не принадлежала себе. И это убивало. Воспользоваться ею сейчас — значило скатиться на самое дно. Перестать уважать себя. Это подло. На утро она бы тысячу раз раскаялась, как и он, наблюдая за её муками совести. Лучше вот так, желая, но не имея возможности взять.
— Что ты творишь со мной, Маленькая? — спрашивал не получая ответа.
Стоило успокоиться. И ему, и ей.
Стася прикрыла глаза, снова впустила руки под ткань его свитера и с полуулыбкой продолжила изучать грудь, плечи, пресс. Было желание освободиться от ставшей вмиг ненужной детали гардероба и предоставить ей полную свободу действий, но переборол его. Не хотел ещё больше накалять обстановку. Он и так на пределе. А она… всё больше погружалась в прострацию.
Лучше насладиться нежной кожей на шее, скользнуть по ней языком, по обнаженному плечу, слизать с него легкую дрожь.
Как же она красива.
Улыбнулся от тихого шепота, в котором расслышал свое имя с томными, хриплыми нотками. Да он зацелует её до потери сознания, только пускай не останавливается.
Приник губами к ложбинке между грудями и глухо застонал. В таком положении, сжимая в руках податливое тело, вдыхая умопомрачительный аромат можно и умереть. Его Настя… Его жена. Ради неё ничего не жалко. Лишь бы всегда была рядом.
Постепенно движения девушки стали плавными, расслабленными, неточными. Голова безвольно опустилась на его плечо, уткнувшись губами в шею.