— Мы знаем, товарищ полковник.
4
Из Москвы звонил Тадава.
— Владислав Николаевич, — сказал он, — я посидел в нашем музее и откопал два любопытных документа.
— Давайте, — ответил Костенко, закуривая.
— Первый документ военной прокуратуры: в марте сорок пятого года в районе Бреслау, в нашей прифронтовой зоне был обнаружен мешок с расчлененным туловищем. Головы не было, как и в нынешнем эпизоде. Около места преступления нашли морской бушлат и бескозырку. На внутреннем ободке бескозырки полуисчезнувшие буквы, которые давали возможность предположить, что образовывали они имя и фамилию убитого.
— Записываю.
— Первая буква просматривалась явственно — «М». Затем пропуск двух или трех букв, затем «и», потом предпоследняя буква — либо «п», либо «к». Скорее «н», хотя тут со мной не соглашаются.
— Немного, а?
— Все же есть первая буква.
— А имя?
— Странное.
— Диктуйте.
— Заглавную понять нельзя. Вторая и третья — «и», «ш».
— Миша? Гриша? Никифор?
— Почему «Никифор»?
— Никита — если уменьшительно.
— Нет, не выходит. Предпоследняя буква «н».
— Значит, «Мишаня» или «Гришаня», — убежденно ответил Костенко. — Начинайте копать всех пропавших «Михаилов» и «Григориев». Как я понимаю, дело так и повисло?
— Совершенно верно, Владислав Николаевич.