Открытая книга - Часть III. Семь пар нечистых. Косой дождь. Двойной портрет

22
18
20
22
24
26
28
30

— Прочтите.

Я протянула Рубакину газету. Крамов писал, что он жертвует сто тысяч рублей в фонд Главного командования.

— Кому пришло бы в голову воспользоваться подобным письмом, чтобы еще раз утвердить себя как главу направления. Это дороже ста тысяч. И еще одно. Вы думаете, он простил себе, что рукопись Лебедева пятнадцать лет пролежала в его архиве? Он прекрасно понимает, что если бы у него хватило чутья, он сам занялся бы плесенью и прежде нас добился бы успеха. Как он, должно быть, ругал себя! Как мучила его досада!

Я говорила очень быстро и задохнулась и засмеялась, когда Петр Николаевич молча налил стакан воды и поставил его передо мной.

— Успокойтесь, Татьяна. Все верно. И все-таки при чем же здесь слухи?

— Теперь поговорим о слухах. К чему они сводятся, если отбросить частности, найти основное? Основное заключается в том, что Власенкова и Коломнин обманывают государство, и это плохо кончится не только для них, но и для тех, кто их поддерживает! Если Крамов при всех его качествах был человеком науки и еще смутно помнит об этом, так ведь у его последователей нет прошлого, нет ничего, кроме того, чему он их научил. Эти люди способны на преступление.

Значит, я не убит?

Должно быть, у меня был расстроенный голос, когда в два часа ночи я позвонила Малышеву, потому что он тотчас же тревожно спросил:

— Что случилось?

— Михаил Алексеевич, сегодня я получила письмо от старого друга. Он тяжело ранен, лежит в госпитале. По-видимому, безнадежен. Как узнать, где находится госпиталь?

— По номеру почты.

Я назвала номер.

— Как его фамилия?

— Лукашевич.

— Впрочем, это не важно. Не отходите от телефона… Этот госпиталь — в Москве, — сказал он через две-три минуты. — Ну-с, еще чем помочь?

— Как в Москве?

— Очень просто. Беговая, четыре.

— Так что же он не написал, что лежит в Москве?

Малышев засмеялся.

— Вот уж не знаю, — сказал он. — Как Андрей?