АМАЛИЯ ЛЬВОВНА. Нет, скорее бесцеремонный.
ВЕРА. А может, он просто смелый?
АМАЛИЯ ЛЬВОВНА. Милочка, не путайте смелость с наглостью.
ИГНАТУШКА. Извините, там внизу…
ВЕРА. Конечно, он слегка упитанный?
АМАЛИЯ ЛЬВОВНА. Можно сказать, даже толстый. И не умеет ценить женскую красоту.
РОМАН
АМАЛИЯ ЛЬВОВНА. Что значит, такая же?
РОМАН. Карманы чистит не хуже пылесоса.
АМАЛИЯ ЛЬВОВНА. Господи! Да что же их чистить? Там отродясь ничего не водилось.
РОМАН. И храпит по ночам, вместо того, чтобы стонать.
АМАЛИЯ ЛЬВОВНА
ТЕРЕНТИЙ ЯНОВИЧ. Причем здесь вы? Его жена храпит.
РОМАН. Только сама этого никогда не слышит.
ТЕРЕНТИЙ ЯНОВИЧ. А Игнатушке приходится скрываться в четвертой палате.
АМАЛИЯ ЛЬВОВНА. Но это ему не поможет. Безобразие! Так отзываться о женщине, с которой прожил восемнадцать лет.
ИГНАТУШКА. Двадцать шесть с половиной.
ТЕРЕНТИЙ ЯНОВИЧ. И каждый из них можно считать за два. Итого – пятьдесят три годика счастливого стажа.
АМАЛИЯ ЛЬВОВНА. Это на зимовках считают год за два. Вы что-то перепутали, любезный. Ау-у! На льдине!
ТЕРЕНТИЙ ЯНОВИЧ