Бог: Что касается помоев, милый, то каждый льет их на себя сам и моя помощь тут не требуется… Разве я не предупреждал тебя, что все тайное рано или поздно становится явным?..
Анна (
Этингоф: Что, что?
Анна: Мертвый! Мертвый!.. Совершенно мертвый. (
Бог: Мокрый, мертвый и в сапогах… Какая мерзость, должно быть!.. (
Этингоф: Успокойся, успокойся, моя козочка…Это, наверное, дядя мой, о котором я тебе еще не рассказывал… Он к нам иногда заходит, чтобы ванну принять.
Анна: Но он совершенно мертвый!.. Вы что, не понимаете?
Этингоф: Конечно, он совершенно мертвый, душа моя… А как, по-вашему, должен выглядеть человек, которого топила в ванной вся коммунальная квартира?
Анна: Но зачем? Зачем?..
Этингоф: Откуда мне это знать, милая?.. Никто, наверное, и не помнит уже, зачем. Ведь сорок лет прошло. Теперь он иногда заходит по старой памяти, чтобы помыться… Нельзя же все время грязным ходить…
Анна: Какой ужас!.. Я теперь, наверное, никогда не смогу ванну принимать… Он ушел? Ушел?
Этингоф: Убежал, я думаю.
Анна (
Этингоф: А это, потому что вы на меня набросились из-за этого глупого института наложниц, которого, может, на самом деле и не было никогда.
Ну, будет вам, будет… Что ж, теперь… (
Анна: Зачем?
Этингоф: Я думал, может вам приятно будет… Но если вы не хотите, то давайте я вам тогда одну вещицу интересную покажу… (
Анна: Что это?