Иногда Остин видел, как по проходу бродил Хольт. С каждой перезагрузкой его вид становился все более потерянным и обреченным. Он мог просидеть все девятнадцать минут на полу с бутылкой виски, добытой на кухне. Плакал, скулил, проклинал чертову тварь, захватившую самолет. В другие перезагрузки он носился с дикими криками по салону, бился головой о стены, разбивал огнетушителем иллюминаторы.
Хольт несколько раз устраивал разгерметизацию, пытаясь обрушить самолет: воздух из салона высасывало наружу вместе с газетами, журналами и прочими мелкими предметами, но пассажиры и бортпроводники, пристегнутые ремнями, оставались на местах, лишь только длинные волосы женщин, словно истрепанные временем потемневшие флаги, колыхались в свистящих потоках воздуха.
Иногда Хольт пытался покончить с собой: резал ножом горло, глотал таблетки, найденные в сумках пассажиров, просовывал голову в удавку из шарфа, привязанного к полкам над проходами…
Суицид, попытки устроить аварию, желание забыться в алкогольном дурмане – все было бессмысленно: временная петля повторялась, и в следующую перезагрузку Хольт целым и невредимым вновь бродил по проходам.
Остин знал ответ на вопрос, бесконечно мучивший эпилептика: его жена и дочь, как и все остальные люди, находившиеся в анабиозе на борту «Боинга», помнили все, что происходило после рождения личинки. Помнили каждую перезагрузку: вспышки, пробуждение в кресле, «Пристегните ремни», погасший свет, вспышки…
* * *
Цикл повторялся бесконечно. Первое время Остин физически ощущал, как его разум, словно израненная птица, в панике бился о стенки черепной коробки, не в силах заставить тело пошевелиться или сказать хоть одно слово.
Постепенно он привык. Страх и ужас сменились тупым безразличием, словно личинка, высасывавшая энергию из тела Остина, взамен впрыскивала в него анестетик, лишавший всяких чувств и замедлявший ход мыслей.
Тварь, которая угнездилась в кабине пилотов, ни разу не появлялась в салоне, и Остин решил, что она давно покинула самолет, оставив людей на вечное растерзание своему омерзительному отродью.
Но однажды – Остин сбился со счета, в какую из перезагрузок это произошло – личинки начали трансформироваться. Он замечал и раньше, как мерзкая сколопендра, пригревшаяся на его груди, постепенно увеличивается в размере: она явно набиралась сил, чтобы однажды начать самостоятельную жизнь. Так и случилось: вначале он увидел, как подросшие личинки отцепились от тел других пассажиров, а затем его собственная тварь-переросток, кольнув на прощание разрядами тока, покинула Остина навсегда.
Прошло еще несколько перезагрузок: десятки, сотни, тысячи – точно Остин сказать не мог. За это время окрепшие личинки превратились в огромных, длиною в два метра сколопендр. Они ползали по салону, иногда обвивали тела пассажиров, люминесцировали в мертвенном сиянии из иллюминаторов. Затем на их длинных червеобразных телах распахнулись широкие плоские выступы, напоминавшие плавники у рыб. Взмахивая ими, будто крыльями, подросшие твари летали по салону, совершая волнообразные движения.
Однажды, после очередных вспышек, личинки просто исчезли. Навсегда оставили самолет и его пассажиров, словно те были гнилыми, сожранными изнутри плодами, от которых больше не было никакой пользы.
После ухода небесных тварей ничего не изменилось. Временная петля все так же повторялась: вспышки, пробуждение в кресле, «Пристегните ремни», Хольт в проходе, погасший свет, вспышки…
Снова и снова.
Остин думал о жене и сыне, которого никогда не увидит. Какое имя дала ему Алия? Сколько времени уже прошло? Живы ли они до сих пор?
Остин не знал. Он просто сидел на месте 61-К в хвостовой части «Боинга-777», выполнявшего рейс по маршруту Мехико – Нивенштадт.
Плата
Александр зашел в комнату для допросов и невольно вздрогнул, когда конвоир за спиной захлопнул дверь – звук, к которому он так и не смог привыкнуть, хотя бывал здесь не раз: работа адвоката обязывала постоянно встречаться с клиентами в полицейском участке.
В тесном помещении с уныло-зелеными стенами не было окон, и воспаленные глаза привычно заслезились от холодного света ртутных ламп. Они монотонно гудели под низким потолком. Александр с тоской подумал, что этот тихий гул вот уже двадцать два года служил неизменным саундтреком его встреч с подзащитными.
ebooksa