В глазах Рианы отразилась глубинная тень знания, когда она мистично улыбнулась и её голос зажурчал тёмной рекой:
– За тем я и здесь. Освободи моё волшебство, госпожа верховная жрица, и оно расцветёт для этой земли… для моей земли. Так я желаю, и так тому и быть.
XX
Вальтен устал от шепотков жрецов, от извечной подозрительности Сотара, от придворных сплетен. Жизнь снова затягивала его в опасную пропасть, душила. Тоска по утерянному волшебству невыносимо вынимала сердце из груди. Когда-то ему казалось, что если он завоюет дикие территории, то их волшебство сумеет влиться в Кемран и оживить его, ведь там продолжали поддерживать древние традиции по его же собственному приказу. Но теперь он видел, что, несмотря на все его старания, получилось иначе. Кемранский недуг разливался далеко за пределы его земли, расползался, подобно порче, душил потоки крови земной. Горько было понимать, что то, за что он сражался, ускользало от него с каждым следующим шагом. А здесь, в Кемране, он тонул в трясине обязательств, в гиблом омуте введённых отцом законов, которые он так и не сумел пока изменить, потому что вынужден был считаться со жрецами. Он был королём, воином и вместе с тем пленником, несущим тяжёлое ярмо. И как бы великолепно он ни сражался – как можно было поразить врага, который ускользал от него, подобно мороку Фэйри Двора Оживших Кошмаров? Вальтен чувствовал его вездесущий взгляд, слышал его тихую погибельную поступь по кемранской земле, видел след его деяний в потускневшей жизни своего народа, но не видел его самого.
И была Риана – серебряный Светоч Матери, озаривший его жизнь привкусом утерянного волшебства. Он не понимал, почему его так притягивала эта женщина, удивительная, но совсем не похожая на Эльвейс. Она даже не умела ни петь, ни танцевать. Но у неё был этот знакомый до боли привкус – тот же привкус, который свёл его с ума в ночь накануне Праздника Отцова Огня, когда он впервые решил поучаствовать в общем торжестве… тот же привкус, что был присущ его золотоволосой Эльвейс… Но Светоч потускнел, когда Вальтен привёз его в Кемран, и король не сумел скрыть своего разочарования. Так чахнут прекрасные лесные цветы, когда приносишь их в дом. Так тоскует и теряет своё яркое оперение экзотическая птица, если поймать её и посадить в клетку. Теперь же Светоч снова как будто набирал силу – восхитительный, притягательный, завораживающий. А
Вальтен стиснул зубы, усмиряя свой гнев. Усталость и тоска угнетали его, но он не готов был собирать новый завоевательный поход. С некоторых пор это стало просто бессмысленно, как и весь его прежний поиск. Он смел надеяться, что уже нашёл то, что искал.
Когда король вошёл в их общие покои, он не обнаружил там королеву, хотя час был поздний. Должно быть, она снова хотела побыть одна. Он ведь и правда не уделял ей достаточно внимания, прячась за делами, и это, наверное, обижало её. Но сейчас он так устал, и она была так нужна ему…
Вальтен дошёл до личных покоев Рианы, где она иногда уединялась. Там его встретила Илса.
– Ах, мой король, леди сегодня нездоровится, и она уже забылась сном, – вздохнула ведьма и осторожно спросила: – Разбудить её?
– Нет, не надо. – Вальтен покачал головой. Он так устал… – Илса, скажи мне, я плохой супруг?
Пожилая ведьма замотала головой.
– Что ты, мой король, как можно! Ведь леди Риана ни в чём не ведает отказа.
«Ни в чём, кроме тепла сердца, о котором мечтала, как и я…» – подумал он с горечью.
– Ей ведь тяжело здесь. Тяжело со мной.
– О нет, как можно!
– Не лги мне, Илса. Я не так слеп. – Вальтен невесело усмехнулся. – Просто я подумал, что, возможно, она будет рада съездить со мной в Валлу на Праздник Первого Урожая, навестить родных и друзей. Она, наверное, скучает по тем, кто окружал её с детства, и по празднованию Священных Дней. Она, должно быть, была опечалена, что даже Середину Лета в Кемране почти не праздновали.
Илса пристально посмотрела на него, потом наконец решилась.
– Я скажу тебе одно, мой король, и это будет правдой: как бы ни было тяжело леди Риане в Кемране, это место стало ей домом больше, чем когда-либо была Валла.
От этих слов ему стало теплее. Народ Кемрана действительно полюбил свою прекрасную молодую королеву. Вот только были у неё и недоброжелатели, с которыми он не знал пока, как разобраться до конца, чтобы при этом не навредить королевству.
«Так устал…»