Когда Алехандро и Асса на следующий день вошли в здание юридического факультета, собирался дождь. Пройдя мимо аудиторий по коридору, они дошли до лестницы, ведущей в подвал.
Едва миновали последние ступеньки, как увидели длинную фразу, написанную на стене красной краской, той самой, которой в университете обычно писали на стенах слово
Надпись гласила: «Я нашел умирающую Прокриду, истекающую кровью, в изорванной одежде. Она пыталась вытащить из раны (о, плачьте над моим несчастьем!) стрелу, которую сама дала мне».
– Проклятье! – вскрикнула Асса.
– Он приходил сюда нынче ночью, – сказал Алехандро.
Дверь криминологической лаборатории открылась, и на пороге появился растрепанный и заспанный Улисс с дымящимся стаканом в руке.
– Привет! Ну и видок у вас, ребята…
Он проследил за их взглядами, и глаза у него вылезли из орбит.
– Это еще что такое?!
– Надо предупредить Саломона, – сказал Алехандро. – Сейчас же!
– Вот черт!.. Я думаю, он побывал в лаборатории: кто-то спер мой стакан и зубную щетку.
45
Советник по делам образования правительства Кастилии и Леона Эктор Дельгадо любил смотреться в зеркало. Стройный, безупречно выбритый красавец был поглощен тем, чтобы правильно завязать синий галстук от «Эрменеджильдо Дзенья» и надеть серый костюм от «Хьюго Босс» на белоснежную рубашку, при этом не теряя из виду свое отражение.
Эктор Дельгадо любил себя.
Он был успешной личностью и добился всего, чего хотел. Все остальное было не так важно. Ему очень нравилось производить на собеседников впечатление и создавать в их восприятии образ человека, полного жизненных сил, властного и компетентного. Мелкие жизненные неприятности стекали с него как с гуся вода.
Он вышел из комнаты и направился к лестнице. С первого этажа доносились крики и какой-то шум.
Эктор подумал о том, что у него очень красивая жена и прелестные дети. Единственным, что доставляло беспокойство, был возраст.
И вот блестящий советник, отец семейства, любящий и предупредительный муж вошел в кухню, поцеловал по очереди своих четырех дочерей и сына и слегка коснулся губами сладостных губ Мануэлы.
– Папа! Папа!