Ропот

— «Вот так, вот так»— Жлоб, заговорившись, не сделал нужного поворота, и они с Плевком вышли на поле, где Хренус вчера проводил разведку.

— «Ну вот, значисся, заховорил ты меня и чего? Теперь обратно идти придесся»-

Жлоб напряженно вгляделся в небо — бледное с редкими метастазами чёрных облачков.

— «Птисы летатють»— отстранённо произнес Старый Пёс

— «А это примета, да? Жлоб?»-

— «Да нет, так… наблюдения проводясся»-

Жлоб некоторое время продолжал всматриваться в небо, двигая губами, будто разговаривая с ним. Затем, встрепенувшись, он c плутовской полуулыбкой взглянул на Плевка:

— «Щеня, так сказать, пора и чессь знать!»-

Бросив последний взгляд на поле, Жлоб заметил странную рябь у крон деревьев, ограничивавших поле с восточной стороны — воздух там дрожал, как вокруг пламени.

Отбросив необычные, недооформившие суждения об увиденном, иррациональные образы и тяжёлые цепи железных ассоциаций (Коричневый Пёс собирал и хранил только материальный мусор), Жлоб двинулся на старую помойку, которая в отличие от той, которую разведывал днём ранее Шишкарь, была хорошо известна псам и давно служила источником полезного скарба и материалов. Именно с этой помойки и была взят полиэтилен для «хранилища» стаи. Единственный минус этой свалки состоял в том, что ничего съестного здесь не было, и ничто не указывало на то, что эта ситуация может измениться.

Помойка представала величественными руинами заброшенного города некогда великой цивилизации. Она спускалась вниз довольно обширного котлована, и любому пришедшему предстоял нелёгкий спуск с ее предместий — крутых обрывов, где только легкими вкраплениями начинался разлив мусорного моря, концентрация которого увеличивалась, по мере спуска в котлован (похоже, что все помойки в этом лесу создавались по этой методике). Плачущая кривая сосна свисала с краев ямы, в иссушенном желании протягивала вниз из земляных стен узловатые корни.

Завершив свое нисхождение, помоечный исследователь оказывался на неровном покрове выцветшего пластика и рваного тряпья, откуда поднимались, как ступенчатые храмы, остовы то старого холодильника, то духовки, а в середине великим святилищем и чудом стоял ржавый корпус микроавтобуса — альфа и омега свалки, её мистический центр, великая пирамида (Хранитель полуразложившейся плоти на пожелтевших костях).

Каждый раз, видя эту свалку, Жлоб испытывал ни с чем не сравнимое чувство внутренней наполненности. Ему казалось, что духи этого места радостно бросаются к нему на встречу, ласкают его острыми запахами, протягивают разные подарки, указывая на те или иные предметы, стоящие внимания. Да, если подобные призраки и существовали, то это были существа подлинно свалочной стихии, её элементали, добрые гении помоек, которые умели сквозь пучины отходов прозреть подземелья, где дремали золото и медь мусорного мира.

Жлоб стоял в тепле этого духовного переживания среди чахлых, редких кустиков черники, покрытых белым налётом извёстки, попавшей сюда из выброшенных мешков со строительным мусором. У сосны, маяка мусорного моря, он чувствовал себя, как великий мореход, готовящийся к длительной экспедиции в неизведанные доселе пространства. Это был миг Магеллана отходов, Конкистадора ненужных вещей. Жлоб чувствовал всеобъемлемость этого момента, элементали помойки закручивали свои танцы, весь котлован сиял, как королевский дворец в день великой церемонии. Всё мироздание ждало нисхождения Жлоба в чертоги свалки.

— «Жлоб, а Жлоб… пошли уже, а?»— раздался несколько мычащий голос Плевка.

Жлоб поморщился и обернулся. Плевок жевал некую игрушку из выцветшего пластика. Приглядевшись, Коричневый Пёс понял, что это фигурка жёлтого крокодила.

— «Брось эту шушеру, Щеня! Инхефции везде!»— раздраженно сказал Жлоб. Бесцеремонность вмешательства Плевка в его общение со стихиями и эфирами не могла не доставить дискомфорта.

Плевок поспешно выбросил крокодила и как-то неуклюже свесил голову (Смущение, болтающееся на одной петле)

— «Ладно, ладно, Щеня…»— смягчился Жлоб — «Ну, что Щеня, не разхадал мои планы еще коварныя?»-

Плевок недоуменно замотал головой.