Впрочем, Хренуса быстро отвлёк от этой мысли усиливающийся мандраж. Дело предстояло крайне важное, ведь на кону было его физическое выживание.
Когда Хренус с Фигурой подошли к Точке, то они увидели следующее:
Мочегон находился в отдалении от места собраний, лежа под елью.
Его морда выражала досаду и озлобленность.
Шишкарь, довольный и умиротворённый, вместе с Плевком слушали Жлоба.
Жлоб же занимался одним из своих любимых дел — рассказывал истории о своем хозяине.
История, рассказываемая им в настоящий момент, повествовала о любовном интересе Хозяина к некой женщине.
Жлоб как будто бы светился от счастья — он был в землях воспоминаний.
Вместе с тем Точка была пронизана ощутимой напряженностью: все ждали сигнала к началу Большого Дела.
— ВСЕ-
— «Значит так!»— сухо ударил словами Хренус. Серый Пёс выглядел неестественно, как топорно сделанное чучело или театральная декорация, его шкура, казалось, потеряла свой цвет — «Все собрались и идём»-
Сказав эту фразу, Хренус немедленно развернулся к Лису:
— «Пошли»-
Фигура некоторое время молча смотрел на Хренуса, как будто намереваясь что-то спросить, а потом устало закрыл глаза и потрусил в сторону опушки леса. Хренус с псами проследовали за ним, и последним казалось, будто бы Хренус с каждым шагом становится всё тоньше, походя на вырезанный из газетной бумаги силуэт. Но, несмотря на сильное удивление, они двигались вперёд.
Мочегон шел в самом конце вереницы псов, смотря себе под лапы. На сердитом небе начинал крепко завариваться грозовой фронт.
— «Я не понимаю вот как, вот я мог здесь оказаться? Конечно, были обстоятельства…некие моменты, ну которые меня вынудили такие шаги предпринять, но должно же быть какое-то некое предназначение, смысл в деле. Иначе никакого кайфа нет, без отдачи-то в эмоциональном плане — Гааррам дауляй — (даже в собственных мыслях Мочегона простреливала шизофазия). Такой отдачи, чтоб понятно было, что вокруг не туфта, не шелуха, и ты не фуфлыжник. Вот раньше я понимал, что является моей целью, ну и по возможности пытался к ней двигаться
Раньше… Раньше публика вокруг была толковее, псы что надо, как на подбор. Между делом можно было бы и тихо восторгаться их поступками, словами, да что говорить — даже их внешний вид ясно давал понять, что перед тобой стоящий пёс. И отношение ко мне было соответствующее — как Мокрота сказал тогда: «Ты, блядь, с колпаком протёкшим, но нормал».
Вот это были те слова, которые я хотел услышать!
И тогда как-то так вот получалось, что в самый нужный момент было всегда сделано нужное — баардаройтау — действие, нужное слово сказано. Всё было чётко и риск, и свежесть были… Теперь вокруг какая-то шушера невнятная, чепушиллы, жизнью обиженные, трогать таких противно. Но вот ведь в чем суть — я-то с ними — значит я сам тоже чмо, терпила и никто по жизни, ноль без палки, пустое место, срань! Довел ты себя и за это вот теперь расплачивайся, терпи, блядь, что нихуя не выходит, даже сраный заяц наебывает, пиздней, а эта сука Хренус, блядь, с этим Чернышом, нахуй, на подсосе так и лоснятся от жира, суки. Блядь, да чуть ли его брюхо сраное по швам не расходится. Вот кто, блядь, на жранье, вот кто, блядь, здесь жизни хозяин. А другим — либо хуесось за, блядь, подачку, за фавор мизерный, либо, братан, давай сам.
Наёбщик. Закон вот чести какой-то базовой, понятий, да, псиных для него не писан, не существует. Поэтому он и срань, и пидор по жизни. А ты под ним шагомеришь вземь. Противно. Довел, блядь, до того, что от голода во время погони яму не вижу»
ebooksa