– Что никто не желает вам зла, напротив – как раз из жалости, из соображений высшей гуманности выдуман химический блеф, камуфляж, расцвечивание беспросветной реальности…
– Выходит, это жульничество повсюду?
– Увы.
– Но я не обедаю в городе, я готовлю все сам, так как же, когда же?..
– Как распространяют масконы? И вы еще спрашиваете? Они постоянно распыляются в воздухе. Помните костариканские аэрозоли? То были первые робкие попытки, все равно что монгольфьер по сравнению с ракетой.
– И все знают об этом? И живут как ни в чем не бывало?
– Ничего подобного. Об этом не знает никто.
– И ни слухов, ни разговоров?
– Слухи есть всегда и везде. Не забывайте, однако, об амнестане. Есть то, что известно каждому, и то, что никому не известно. Фармакократия имеет явную и скрытую часть; скрытая гораздо важнее.
– Не может быть.
– О! Почему же?
– Да ведь кто-то должен постелить эти циновки, изготовить тарелки, из которых мы на самом деле едим, и сварить это месиво, подделывающееся под куропатку! И всё, всё!
– Ну конечно. Все должно быть изготовлено, но что из того?
– Те, кто занимается этим, видят и знают!
– Не обязательно. Вы все еще мыслите допотопными категориями. Люди думают, что идут на стеклянную фабрику-оранжерею; у проходной получают противогаллюцин и замечают голые бетонные стены.
– И все же работают?
– Приняв дозу сакрофицина – с огромным энтузиазмом. Труд становится для них высшей целью, священным долгом; после смены – глоток амнестана или мемнолизина, и все увиденное забывается напрочь!
– До сих пор я боялся, что живу среди призраков, но теперь понимаю, каким я был дураком! Боже, как я хочу вернуться! За это я все бы отдал!
– Вернуться? Куда?
– В канал под отелем «Хилтон».