Принимая во внимание, как далеко простиралось извращение красноречия в языческих школах, они даже осмеливались называть это искусство краснобайства «собачьим велеречием». (Иероним. Письмо к Минервию и Александру. Твор. его в русск. перев. Т. III, стр. 111).
В особенности, учившиеся в школах языческих христиане никак не могли примириться с тем, что искусство красноречия преподавалось с той целью, чтобы будущие адвокаты могли на судах выставлять правду ложью, а ложь правдой, потворствовать кривде и вредить истине. Ведь учителя ораторского искусства приучали своих питомцев говорить речи за и против воображаемых обвиняемых в каком-либо преступлении. Христиане, видевшие собственными глазами подобное безобразие, порицали всячески это явление; они с горечью говорили, что «риторский обычай состоит в том, чтобы не иметь стыда, что язык риторов исполнен злобы, что риторы только и годятся для народной площади». (Григорий Богослов. Письмо к Евдоксию. Твор. его, VI, 234).
Они прекрасно сознавали, что такое преподавание красноречия есть уродство, они заявляли: «Красноречие, имевшее свое приложение при тяжбах в судебных местах, преподается (в языческих школах) превратно, так как благодаря этому искусству, лукавству отдавалось предпочтение перед добросовестностью». (Августин. Исповедь, кн. III, гл. 3).
Они, изучив в совершенстве красноречие, в жизни, однако же, поставляли себе правилом: «Не подражать ораторам в искусстве лгать; ибо ни в судах, ни в других делах неприлична ложь христианину, избравшему прямой и истинный путь жизни, которому предписано законом (христианским) даже и совсем не судиться». (Василий Вел. К юношам. Твор. его, IV, 349).
Какое тяжелое впечатление полагало учение красноречию в школах на христианских юношей, это видно из того, что некоторые из них, дожив до старости, «до седой и лысой головы» не могли без отвращения вспомнить о годах изучения языческого ораторства. Так, один из таких, изведавших на себе горьким опытом бессмысленную муштровку преподавателей софистов, впоследствии рассказывал: «Часто я вижу во сне, будто я с подстриженными волосами, подобрав тогу, декламирую перед ритором пример ораторской речи, и когда проснусь, радуюсь, что избавлен опасности отвечать». (Иероним. Апология против Руфина, кн. 1, гл. 30).
Из числа прочих наук в языческих школах обращалось особенное внимание на изучение философии и истории. Но из этих наук христианские юноши старались извлекать совсем другого рода уроки, чем какими довольствовались языческие питомцы школ. Философы и преподаватели философии разделились в те времена на множество направлений, до последней крайности враждовавших между собой: кто держался одного направления, тот с презрением относился к представителям других философских школ. (Григорий Нисский. Слово о жизни Григория чудотворца. Твор. его в русск. перев. Том VIII, 136).
Кроме того, за исключением Платоновой философии, все другие философии не интересовались вопросами о Боге и Его Промысле. Ни перепатетики, ни стоики, ни эпикурейцы не разрабатывали вопросов о Причине всех причин. Язычники и языческие юноши находили такое положение вещей естественным, и усвояя какую-либо философию, мало заботились о том, действительно ли она отвечала всем потребностям духа человеческого. Не то видим среди любознательного христианского юношества. Эти юноши внимательно присматривались к тому хаосу мнений, той разноголосице, какие отличали тогдашних вождей философии, и тем крепче утверждались в философии христианской, раскрывавшей «истины сущего». (Там же, стр. 135).
Из внешней языческой философии они умели извлекать ту пользу, что она устремляла их взоры «в горняя». (Григорий Богослов. Надгробное слово Васил. Вел. Твор. его, IV, 78).
Они сравнивали философские учения с христианским и «ежели находили между ними какое взаимное сродство, то старались усвоить себе познание, согласующееся с христианством, в том убеждении, что это кстати христианам; а если не находили такого сходства, то уясняли себе, в чем заключается разность, и это немало служило к подтверждению лучшего (христианского) учения». (Василий Великий. К юношам. Твор. его, IV, 347).
Христианские юноши, впрочем, вообще мало интересовались такими родами философии, которые ничего не говорили о Боге и Его сущности. Так, когда один любитель мудрости вступил в школу стоиков и долго пребывая в ней заметил, что учитель философии не говорит о Боге и не говорит потому, что «сам не имел да и не считал такого познания необходимым», сейчас же бросил школу. (Это св. Иустин. Разговор его с Трифоном, гл. 2).
В особенности христианские юноши при изучении философии с любовью занимались той ее стороной, которая касалась вопросов о нравственности, короче – нравственной философией. Они так рассуждали на этот счет: «Большую пользу оказывает та наука, посредством которой усовершившиеся мужи образуют в человеке добрые нравы, как творог, который принимает вид плетеного сосуда». (Письмо Никовула сына к отцу. Твор. Григория Бог., V, 274).
Например, христианские юноши с большим удовольствием изучали мысли и дела языческих философов, поучавших одной из важнейших христианских добродетелей, именно терпению в несчастьях и лишениях. Они восхищались образцовым поведением среди бед Анаксарха, Эпиктета, Сократа. Они старались закреплять в своей памяти примеры вроде следующих: «Эпиктет, когда у него вытягивали ногу, любомудрствовал как будто в чужом теле, и скорее переломили ему ногу, нежели заметили, что он почувствовал насилие». (Григорий Богослов. Письмо к Филагрию. Твор. его, VI, 274).
Что касается исторической науки, то многие юноши очень интересовались ей, ища «обогатить свой ум». Но иначе относились к этой науке язычники, и иначе христиане. Язычники-юноши, изучавшие историю, восторгаясь героями, не стараясь отличать, все ли в действительности их заслуживало одобрения и подражания; притом же они часто держались неправильного взгляда на историю, считали ее не столько полезной, сколько занятной наукой, думали, что «истории пишутся для развлечения слушателей». (Василий Великий. К юношам. Твор. его, IV, 349–349).
Напротив, христианские юноши, изучая историю, относились к ней критически; они со всяким старанием оберегали душу, чтобы приятный исторический рассказ не внес чего-либо худого в душу, «подобно тому, как иные с медом глотают ядовитые вещества». (Там же).
Они не смотрели на историю, как на вещь лишь занимательную, они считали ее полезнейшей наукой, справедливо рассуждая: «История – складчина мудрости, ум многих». (Письмо Никовула сына к отцу. Твор. Григория Богослова, V, 274).
В языческих школах изучались также следующие науки: астрономия, естественная история, медицина. Христианские юноши и на усвоение этих наук налагают свою печать – христианскую. Эти науки служили им пособием к уразумению высших истин религиозных. Древняя астрономия далека была от совершенства. Долгое время эта наука была «собранием ничем не доказанных теорий и детски наивных гипотез». (Кожевников. Нравственное и умственное развитие римского общества, стр. 120).
Этого мало: в те времена астрономию смешивали с астрологией и под именем первой нередко преподавалась последняя. Во II и III веке астрология является в виде очень сложной науки, приведенной в стройную систему. В основе ее лежали старинные идеи о влиянии солнца, луны и двенадцати знаков зодиака на судьбу человека. Но эти мысли были дополнены многими другими. Недостаточно уже было зодиакальных богов (каждый зодиак был поставлен под покровительство какого-либо бога): месяцы были разделены на трети, из которых каждой заведывало второстепенное светило (в качестве богов). Половина этих 36 богов следила за земными событиями, другая управляла подземным миром. Далее существовала особая планетная система, в которой первое место принадлежало Сатурну; кроме того, планеты делились на мужские и женские. Но это еще не удовлетворяло астрологов, которые придумали нечто большее, а именно учение о влиянии созвездий на отдельные органы человеческого тела, в каждый час каждого дня и месяца в году. (Там же, стр. 84).
Всю эту чепуху нужно было изучить под именем астрономии и уметь прилагать к практике. Христианские юноши изучали, однако, науку о небе с большей рассудительностью, не увлекаясь бреднями. Они отметали астрологию, а из данных астрономии делали новые выводы, направленные к постижению Верховного Творца небес и звезд. Они из астрономии и науки для других опасной (т. е. астрологии) избирали, сколько нужно, лишь полезное, чтобы познавать стройное течение и порядок небесных тел и благоговеть перед Творцом; а что в этих науках было вредного, того они убегали, и течению звезд не подчиняли ни существ, ни явлений, как делали язычники, сослужебную себе тварь поставлявшие наряду с Творцом. Напротив того, само движение звезд, как и все прочее, приписывали лишь Богу». (Григорий Богослов. Надгробное слово брату Кесарию. Твор. его, том 1, 246).
Словом, они полагали основание для христианского естественного богословия. Так же они поступали и в изучении естественной истории. Естественная история у древних народов находилась на низшей степени развития. Так, у римлян зоология была скорее сборником различных курьезов, нежели положительной наукой: обращалось внимание только на поразительное, диковинное, изучалась только внешность и то мимоходом. В Риме устраивались выставки всевозможных редкостей. Различные уроды, карлики, гермафродиты, великаны, а также редкие животные составляли естественнонаучные коллекции. (Кожевников. Там же, стр. 181–182).
По-видимому, при таком положении этой науки христианские юноши не могли извлекать никакой пользы от изучения ее. Но на самом деле часто случалось не то. Естественная история при всем ее несовершенстве делалась для них путем к боговедению. Они изучали в школах и в книгах, что знала тогдашняя наука о «природе вещей воздушных, земных, морских» и научались уразумевать здесь «мысль неизреченного Бога, постигали, как Бог управляет вселенной, к чему ведет ее, и какой конец положен для целого мира, исполненного многих красот». Они изучали, уразумевали то, что «выше разумения смертных». (Письмо Никовула сына к отцу. Твор. Григория Бог., V, 274). Какое полезное употребление делали христианские ученые из своего знакомства с естествоведением, это доказывает «Шестоднев» Василия Великого, где данные тогдашнего естествознания приложены к объяснению библейского сказания о шести днях творения.
ebooksa