Отец щурится:
– Ох, моё… Самолично портрет писал… Маслом…
Тут Сенька голос подаёт:
– Папа… Профессор… Иван Андрианович… Вы ругайтесь, конечно, но только сперва посмотрите, что мы с Ромой нашли… Ну, пожалуйста…
Контейнер с собранными образцами вскрыли. Тот, который с той штукой образец – он самый верхний. Четверо здоровых демонов бережно-бережно поднимают его на руках, несут, а потом с тяжелым стуком укладывают на пол. Могучая всё-таки вещь – манипулятор экзоскафа! Одним движением Сенька этот образец из стены выломал, а ведь килограммов 150 он весит, не меньше. Про нас сразу почти все позабыли – столпились вокруг чёрной каменной плиты, и молчат. Только отец не пошёл этот самый образец глядеть, а рядом с нами стоит и всё на меня смотрит. Наконец, говорит:
– Когда мы наверх поднимемся, Роман, я с тебя три шкуры спущу. Нет, не три. Четыре.
Тут подходит Анатолий Сергеевич.
– Точно. А с тебя, Арсений, я спущу даже не четыре, а все семь шкур. Вы хоть понимаете, какой это скандал? Что это ЧП, каких ещё не было? Соображаете, какая беда могла случиться?
Мы молчим. Тут он крепко хватает друга моего за плечи:
– Сенька, малыш, да что же ты со мной делаешь? Я когда твой голос по связи в экзоскафе услышал – думал, сердце у меня остановится… Как вам только такое в голову могло придти? Ну, о себе вы не подумали – а как насчет нас?
Сенька голову повесил и только носом шмыгает. Я гляжу на отца, потом подхожу к нему, обнимаю.
– Пап, ты прости меня, пожалуйста. Я больше так не буду, честно-честно! Мы просто очень хотели с вами сюда… Чтобы помочь… И видишь, какую штуку нашли… Она, наверное, очень важная, правда?
– Важная? Ист эс вихьтиг?
Это профессор Шнайдер. Глаза у него сияют, на лице – блаженство.
– Да вы хоть понимаете, что вы нашли?! Вюрде эс нихьт глаубен, венн эс нихьт мит майнен айгенен ауген гезеен хатте… Не поверить, если не увидеть моими собственными глазами… Герр Дымков, дас ист унмёглихь, это не есть возможно! Вундербар! Толль!
Он как-то странно приплясывает на месте. Тут я понимаю, что ему ужасно хочется скакать и прыгать от счастья, только вот в ангаре и так-то тесновато, а уж при его габаритах… Не выдерживаю, фыркаю и начинаю смеяться. А потом снова прошу:
– Ну прости, пап…
И кто-то из шахтёров говорит:
– Сдавайся, бригадир, не лютуй. Сам видишь, случай особый получается.
Папа гладит меня по волосам: