Тем временем учитель представился и заговорил.
Через пять минут Эми забыла, что хотела поспать. То, что она не выспалась и усталая, как тысяча кочегаров после тройной смены, отошло на задний план. Нет, он не доносил до учеников никаких откровений, скорее просто по памяти зачитывал обязательную лекцию. Но! Как он это делал! Не слушать его было нельзя. Эми понимала, что в этом нет никакой магии, и вряд ли учитель — кейп Властелин. За такой прокол все школьное руководство мгновенно вылетело бы с работы. К тому же в Аркадии учатся Стражи, и всех учителей досконально проверяют.
«Просто талант рассказчика», — решила Эми.
Она прислушалась, в классе стояла полная тишина, ничто не заглушало речь лектора, все ученики сидели и смотрели ему в рот. Это было так необычно! Всегда находилась парочка или тройка тех, кто шептался, хрустел чем-то, а тут — тишина.
На один отрывок лекции она обратила особое внимание.
— Убийство. — То как учитель это сказал, заставило Панацею вздрогнуть, как, впрочем, и не её одну. — Убийство — это всегда плохо. — Его голос, построение предложения напомнили ей фразу из заставки видео Элита и Убера: «Война, война никогда не меняется». Он наклонил голову и по движению бровей стало понятно, что он подмигнул. Класс забыл, как дышать. — Опустившийся на дно наркоман убивает кого-то. Безусловное зло. Убийство с отягчающими последствиями. — Щелчок пальцами, и массовый выдох. — Опустившийся наркоман убивает своего пушера. Зло. Да. Но такое ли безусловное? — Щелчок языком учителя, от него мурашки по спине. — Опустившийся наркоман убивает своего пушера, который и подсадил этого наркомана на наркотики и держал его на них насильно какое-то время. Зло? Я должен вам сказать: «Конечно — зло!». И давайте вы всем расскажите, что я именно так и сказал. А на самом деле это настолько сложный вопрос, что многие философы так и не приходят к одному выбору. И от штата к штату в этом случае законы отличаются. Вам не десять, вы уже взрослые… почти. Решите сами…
Звонок на окончание урока Панацея восприняла с легкой ноткой сожаления.
Северная паромная станция, временно не рабочая. (А как известно, нет ничего более постоянного, чем временное).
Денни Эберт уже вторые сутки не находил себе места. Откровенно говоря, последние месяцы, да что месяцы, годы, все неуклонно катилось в бездну. С каждым днем работы становилось все меньше и меньше, а платили за неё уже вообще чисто символически. Точнее, последние два года вообще не платили.
Руководство доков давно отстранилось от всех дел, по сути, Денни занимался не только своими основными обязанностями, но и осуществлял общее руководство как северной паромной станцией, так и вообще всеми доками, а точнее, той их частью, которая еще хоть как-то могла функционировать. И что? Он получал с этого хоть что-нибудь? Правильный ответ — нет. Его доходы как составляли сущие центы, так такими и остались.
Эберт крутился, как мышь в колесе. Официально он был главой профсоюза докеров. И эти суровые мужики, которые хотели честно зарабатывать на жизнь, а не становится торговцами наркотой или вышибалами в подпольных казино или притонах, приходили к нему и несли ему свои проблемы. И ладно бы Денни был из тех, кто, просто занимая должность, единственной своей целью видит заработок. Увы, но он был не из таких, он был из тех людей, которые мечтали видеть результаты своей работы, из таких, кто верил, что честный труд и усердие сломят любые преграды. Но с каждым годом его вера в этот принцип становилась все меньше и меньше. И так уже дошло до того, что последние два года город вообще им не платил, и Денни вертелся, как уж на сковородке, подыскивая им работу. Единственным плюсом было то, что они могли использовать территорию станции и приписанную к ней технику в своих целях. Открыли ремонтные мастерские, восстанавливали старую технику, сдавали её в наём. И теперь у них отбирают даже эту малость!
Вчера его вера дала сильнейшую трещину. Город продал станцию и прилегающую часть доков какому-то «анонимному инвестору». Ладно продал, бывает, но, во-первых, ему ничего не сказали, да и вообще никому из работающих здесь. И во-вторых, как он узнал через знакомую секретаршу, цена продажи составила один доллар!
Один, мать его, доллар!!! И за что?!! За обещание инвестиций. Не за конкретный план, не за гарантированные вложения, а за обещания! И кому? Что это за название такое «Zoito inc»., что оно вообще значит? Нет, он понимал, что городу выгодно скинуть с себя убыточный район и перестать платить его людям из бюджета, понимал. Но то, как все это провернули, вызвало у Эберта настоящий приступ гнева. Денни был уверен, кто-то в мэрии получил на лапу, подписывая документы на «продажу».
Сутки он думал, что же сказать ребятам. Как им объяснить, что их выкинули на улицу? Без объяснений, без поддержки, просто раз, и город от них избавился. Бесцеремонно, безжалостно, равнодушно. А ведь парням надо кормить семьи, у многих маленькие дети, кредиты, больные родители.
Подобно загнанному охотниками волку, Денни бегал по своему кабинету из угла в угол, нарезал круги. Все, кто его знал и видел в таком состоянии, заблаговременно обходили его кабинет окольными путями.
Нет, Эберт не был силачом или боксером, не бугрился мышцами. Он был не очень высоким тощим мужчиной с уже начинающими проступать залысинами. Огромные очки и немного женский подбородок также не добавляли ему внешних атрибутов мужественности. Денни был из семьи докеров, его отец, крепкий статный мужчина, пользовался немалым уважением. А его сын пошел скорее в мать, щуплый, близорукий, зато достаточно умный, чтобы закончить колледж. Единственное, что Денни унаследовал от отца, это его характер, он был подобен бульдогу, который вцепившись никогда не разожмет челюсти. С ним предпочитали не связываться даже отмороженные на всю голову докеры. К тому же то, что многие из них имели хоть какой-то заработок, в этом была исключительно заслуга Денни. За это его здесь уважали, уважали по-настоящему, даже больше, чем когда-то его отца.
Но сейчас весь его опыт и даже стальной характер пасовали перед ситуацией. Ему надо выйти, собрать людей и рассказать им. Сказать, что все, работы нет и не будет. Что они теперь безработные и пусть валят вставать на биржу. Это надо было сделать, а он не мог. Не мог себя заставить. Он столько лет потратил, чтобы все здесь удержать на плаву, творил почти невозможное, удерживая людей. И получается — все зря.
После смерти любимой жены две вещи не давали Денни упасть и не подняться. Это его дочь и его работа. Но с дочерью все было сложно, она отдалялась, а он не находил слов, чтобы сгладить ту трещину, которая все больше разрасталась между ними. Когда-то он пообещал своей Аннет, что никогда не повысит на дочь голос, не проявит в её отношении свой характер. Немногочисленные друзья советовали надавить на Тейлор, быть с ней строже, как поступали они со своими детьми, но он не мог нарушить данное слово. Слово, данное той, кого уже нет на этом свете. И вот у него из-под ног выдернули второй краеугольный камень — честную работу.
Уперев руки в стену, Денни зарычал подобно медведю. Ударил ни в чем не повинную урну, и та отлетела в угол, жалобно покачнулась с боку на бок и замерла. Подойдя к зеркалу, он поправил одежду, растер руками лицо и пошел к выходу из кабинета. Надо было собрать людей, провести собрание и все им рассказать. Откладывать все это еще дальше было уже нельзя.
Открыв дверь, он чуть не столкнулся с незнакомцем. А точнее с кейпом! Еще точнее с незнакомым кейпом! Вот вообще незнакомым.