«— А слыхали ли вы, ребятки, — начал Ильюша, — что намеднись у нас на Варнавицах приключилось?
— На плотине-то? — спросил Федя.
— Да, да, на плотине, на прорванной. Вот уж нечистое место, так нечистое, и глухое такое. Кругом все буераки, овраги, а в оврагах все казюли (по-орловскому: змеи. — Примеч. Тургенева.) водятся».
Все, наверное, помнят эти разговоры мальчишек из хрестоматийного «Бежина луга» Тургенева. Но уверен, мало кто воспринимал их всерьез, отдавая лишь дань мастерству писателя, сумевшего столь ярко передать сельский фольклор. Надо сказать, что я тоже никогда не обращал внимания на содержание ребячьей болтовни на Бежином лугу и не задумывался, что стоит за ней. Пока не попал в Спасское-Лутовиново, что на Орловщине.
Бродя по имению Тургенева и его окрестностям, я вдруг обнаружил, что за тургеневскими героями, описанными им ситуациями и событиями, картинами быта и природы стоят вполне реальные места и прототипы, причем их легко увидеть даже сегодня, спустя век после смерти писателя.
Чаще любых других мест в произведениях Тургенева фигурирует его сад с прудом. «О мой сад, — писал он в повести „Дневник лишнего человека“, — о заросшие дорожки возле мелкого пруда! О печальное местечко под дряхлой плотиной, где я ловил пескарей и гольцов! И вы, высокие березы, с длинными висячими ветками, из-за которых с проселочной дороги, бывало, неслась унылая песенка мужика, неровно прерываемая толчками телеги…». В романе «Новь», по признанию самого автора, он тоже «слегка описал» свою усадьбу: «То был прадедовский черноземный сад, которого не увидишь по сю сторону Москвы…»
Но зримее всего любимый парк Тургенева присутствует в повести «Фауст», где он превращается как бы в одного из главных действующих лиц: «Люблю я эти аллеи. Люблю серо-зеленый нежный цвет и тонкий запах воздуха под их сводами; люблю пестреющую сетку светлых кружков по темной земле». Недаром в одном из писем писатель заметил: «…сад красив и обширен, с великолепными липовыми аллеями — если Вы вспомните мою повесть „Фауст“, там все изображено с натуры».
В романе «Рудин», по свидетельству современников, прообразом сцены свидания главного героя с Натальей у Авдюхина пруда явилась местность возле Ивановского пруда, что находилась поблизости от имения. В «Отцах и детях» и «Льгове» Тургенев изобразил старое кладбище, что и сегодня можно видеть на косогоре у дороги возле Спасского. Описание жизни и быта помещичьих усадеб в романе «Отцы и дети» также целиком основано на личных наблюдениях писателя в Спасском-Лутовинове и окрестных поместьях.
Можно считать, почти все места, расположенные вокруг Спасского, нашли отражение в творчестве Тургенева: неподалеку есть деревня Голоплеки, где живут Овсяниковы, потомки того самого однодворца Овсяникова, которого Тургенев описал в одноименном рассказе; деревня Протасово, где жил помещик, который подарил своим дочерям землю, а они после этого выгнали его из дома («Степной король Лир»); лес, в котором и сейчас заросший глухим осинником овраг зовется Кобыльим Верхом («Бирюк»).
Охотничьи путешествия писателя приводили его на просторную равнину Бежина луга. В орловском Полесье, любимых местах охоты Тургенева, память о «Хоре и Калиныче» и сегодня хранит деревушка Хоревка. Там добрая треть жителей ведет род от Хоря и носит фамилию Хоревы; там же — Хорев пруд и Хорев колодец…
Вот и те самые Варнавицы, которые появляются в рассказе «Бежин луг», — это, вне сомнения, глубокий овраг, что огибает парк с северо-востока: дно его укрыто почти непроходимыми зарослями черемухи и ежевики; а остатки старой плотины, темнеющей в овраге, сплошь застланы буйной порослью хмеля, малины и крапивы… Не случайно Варнавицы в «Бежином луге» появляются дважды.
«…— А точно, я слышал, это место у вас нечистое.
— Варнавицы?.. Еще бы! Еще какое нечистое! Там не раз, говорят, старого барина видели — покойного барина. Ходит, говорят, в кафтане долгополом и все это этак охает, чего-то на земле ищет. Его раз дедушка Трофимыч повстречал: „Что, мол, батюшка Иван Иваныч, изволишь искать на земле?“»
До сих пор овраг пользуется дурной славой. И надо сказать, что это не дань Тургеневу, который вложил в уста ребятишек страшные истории. Он, как и в других случаях, просто описал то, что уже существовало в этих местах. И что, оказывается, сохранилось и сегодня.
Знатоки здешних краев — северных пределов бывшего Мценского уезда — появление легенд о привидениях связывают с личностью деда Тургенева — Ивана Ивановича Лутовинова, того самого «старого барина». Говорят, он славился строгим и грозным нравом. Молодой Тургенев еще в детстве слышал от горничных и старых дворовых страшные истории о прежнем барине Иване Ивановиче — о том, что он ходит по ночам на Варнавицкую плотину и ищет разрыв-траву, чтобы выбраться из могилы.
«— Разрыв-травы, говорит, ищу. Да так глухо говорит, глухо — разрыв-травы. — А на что тебе, батюшка Иван Иваныч, разрыв-травы? — Давит, говорит, могила давит, Трофимыч: вон хочется, вон…
— Вишь какой! — заметил Федя, — мало, знать, пожил». Это и описал Тургенев в «Бежином луге».
Я бывал в Спасском и весной, и в начале июня, и в разгар летней жары. И приусадебный парк, который Тургенев называл «садом», — спокойный, романтичный, немного таинственный — всегда выглядел каким-то особым уголком среди окружающей, столь типичной для среднерусской полосы местности.
Старые аллеи, ведущие в глубь парка, сохранили в себе сам дух тургеневских произведений. По ним, когда они пустеют после дневного наплыва экскурсантов, будто входишь в литературный мир писателя. Кажется, стоит лишь населить парк и аллеи его героями — этот мир оживет, и ты окажешься одним из них, и будешь жить их жизнью…
Парк выходит к старому, заросшему пруду, над которым склонились березы и ивы. Кроме них, в нем отражаются лишь тишина и покой. С его подернутой легкой от неслышного ветра рябью поверхности то и дело с характерным хлопком поднимаются дикие утки.
ebooksa